Предшественники Дарвина в России

напротив, на севере они низки, прижаты к земле.

Родственные климаты имеют и сходные формы животных и

растений». (Следует целый ряд примеров, которые мы

опускаем. — Б. Р.) «В общем, — продолжает Бэр, —

организмы суть порождения места, в

котором они развиваются... Легко привести

примеры согласования организмов с условиями их

местожительства. Одинаковые климатические условия производят

64

одинаковых животных и растения. Это явление

наблюдается во всех пунктах земного шара».

Приведенное место очень важно для понимания

трансформизма Бэра. В его время почти все ученые-биологи

утверждали, что животные и растения созданы для тех

условий, в которых они живут. Так, например, думали,

что верблюд специально создан для жизни в пустыне,

северный олень — для жизни в безлесной тундре и т. д.

Таким образом выходило, что некая мудрая сознательная

воля заботится о жизни природы и устраивает в ней

порядок и гармонию. Бэр отвергал эту метафизику,

утверждая, что приспособленность живых организмов к

окружающим условиям объясняется тем, что эти организмы

обладают способностью изменяться, преобразовываться

под влиянием внешних климатических условий и всей

окружающей обстановки.

Итак, в качестве основного двигателя (фактора)

эволюции Бэр выдвинул действие среды, которая по-своему

изменяет и перекраивает организмы так, что они всегда

оказываются в закономерной связи с окружающей

средой. Указанная связь не есть результат какого-либо

чудесного вмешательства в жизнь природы — она

устанавливается естественным порядком.

Этот взгляд, как мы увидим ниже, Бэр сохранил

в течение всей своей жизни и высказывал его не только

в свои молодые годы, но и спустя полвека, в конце своей

деятельности.

В год своего переезда в Россию Бэр опять вернулся

к вопросам, затронутым в его докладах 20-х годов. Он

прочитал в Ученом обществе сообщение «Всеобщий

закон развития природы» и напечатал его в 1834 г. в виде

статьи. Если сравнить мысли, высказанные в этой статье,

со взглядами Бэра, изложенными выше, то оказывается,

что, оставаясь сторонником изменчивости видов и

происхождения их от предков, имеющих иное строение, Бэр

сузил пределы эволюции.

В своей статье наш ученый попрежнему не согласен

со сторонниками учения о неизменности вида, которое

развивал и поддерживал Кювье и его школа. Бэр

подчеркивает, что в природе все развивается, находится, по

его выражению, «в преходящем состоянии». Это

относится и к органической жизни: организмы изменяются

в индивидуальной жизни, и эти изменения при извест-

65

ных условиях передаются потомству, т. е. становятся

наследственными; не наследственны только те изменения

в организме родителей, которые вызваны каким-либо

случайным воздействием; в качестве примера Бэр

приводит факты, указывающие, что, например, отсечение

хвостов и ушей у собак, отпиливание рогов у скота, потеря

человеком конечностей и т. п. не отражаются на

потомстве. «Напротив того, — пишет Бэр, — если измененные

внешние условия влияют и на способ питания организма,

то они должны воздействовать на потомство, и чем

дольше это влияние продолжится в течение ряда

поколений, с тем большей силою оно действует на потомство,

если даже это влияние внешних условий прекратилось».

Итак, и в эпоху своей зрелости (в 1834 г. Бэру было

42 года) наш великий ученый попрежнему стоял на том,

что вновь приобретенные признаки, которые являются

результатом воздействия на организм внешних условий,

передаются по наследству. Не передаются только те

влияния, которые не затрагивают жизненного цикла

организма.

Поддерживая это убеждение, Бэр, естественно,

ставит вопрос: «не произошли ли те различные формы,

которые мы привыкли считать за особые виды, друг от

друга, путем постепенных изменений?» Автор отвечает

на этот вопрос утвердительно и подтверждает это

мнение рядом примеров, причем особенно убедительным ему

кажется пример с морскими свинками, которые, будучи

завезены из Америки в Европу в XVI в., образовали

здесь, на памяти человека, новый вид.

Таким образом, в вопросе о происхождении видов

Бэр попрежнему оставался трансформистом. Но каковы

пределы этой трансформации, можно ли, действительно,

провести эволюционную линию от простейших до

человека, — к такого рода вопросам Бэр стал относиться

осторожнее. Он вовсе не отрицал, что такого рода

всеобщая эволюция возможна. Но он указывал, что наука

не имеет пока в своем распоряжении достаточного

количества фактов, доказывающих правильность этого

взгляда. Действительно, в 30-х годах прошлого века ни

палеонтология, ни сравнительная анатомия не

располагали исчерпывающим фактическим материалом этого рода.

Припомним, что родственная связь позвоночных с

беспозвоночными была выяснена лишь тремя десятилетиями

66

позже благодаря работам А. О. Ковалевского, И. И.

Мечникова и др.

Работа Бэра по эмбриологии, которой он занимался

все предыдущие годы, приучила его к особой точности

и осторожности в выводах. Он на практике убедился, что

даже такие замечательные наблюдатели, какими были

его предшественники в области изучения эмбрионального

развития животных (например, Вольф и Пандер), не раз

ошибались и делали неправильные заключения.