Предшественники Шекспира

Кажется трудно подыскать сюжетъ боле обильный трагическими сценами, кровью и ужасами: братъ убиваетъ брата, мать омываетъ руки въ крови собственнаго сына, наконецъ разъяренный народъ умерщвляетъ правителей, возмутившихъ своими неслыханными злодйствами его нравственное чувство! А между тмъ это скопленіе ужасовъ, эти потоки крови оставляютъ насъ совершенно холодными и безучастными. Причина этого страннаго явленія, между тмъ, очень проста: дло въ томъ, что пьеса не производитъ иллюзіи, что она не даетъ намъ ни на минуту забыться и принять ея героевъ за живыхъ людей, въ радостяхъ и страданіяхъ которыхъ мы невольно приняли бы участіе. Правда, авторъ даетъ поочередно каждому изъ дйствующихъ лицъ право слова, но онъ не уметъ вовлечь ихъ въ разговоръ, въ которомъ могъ бы проявиться ихъ характеръ и наклонности; по мткому замчанію Hazlitt'а, ихъ разговоры напоминаютъ собой диспуты умныхъ школьниковъ на тему о роковыхъ послдствіяхъ честолюбія или о непрочности земнаго счастія ¹³⁰). Второй крупный недостатокъ трагедіи — это отсутствіе драматическаго движенія; дйствующія лица много говорятъ, но мало дйствуютъ; можно сказать даже, что мы ихъ не видимъ дйствующими, такъ какъ вс кровавыя происшествія происходятъ за сценой, и потомъ уже сообщаются зрителямъ. Этотъ послдній недостатокъ долженъ быть по всей справедливости отнесенъ на счетъ трагедій Сенеки, въ которыхъ авторъ видлъ прекрасные образцы для подражанія. Одного бглаго взгляда на Горбодука достаточно, чтобъ убдиться, что эта трагедія составлена по классическому рецепту: она раздлена на пять актовъ; каждый актъ замыкается хоромъ изъ четырехъ старыхъ и мудрыхъ мужей Британіи (foure auncient and sagemen of Brittayne), высказывающихъ свои соображенія на поводу совершившихся событій; убійства, которыми полна пьеса, совершаются, по античному обычаю, за сценой и т. д. Врные традиціямъ классическаго театра, авторы везд выдерживаютъ серьезный, возвышенный тонъ, свойственный трагедіи и не позволяютъ себ ни одной шутки, ни одной комической выходки. Нтъ никакого сомннія, что Саквилль и Нортонъ прекрасно понимали, что англійская публика не можетъ удовлетвориться этимъ безжизненнымъ сколкомъ съ античной трагедіи и, желая чмъ нибудь вознаградить отсутствіе сценичности, они сочли необходимымъ предпослать каждому акту пантомиму или нмую сцену, въ род тхъ Mummings и Dumb Shows, которыя издавна употреблялись при торжественныхъ въздахъ королей и лордъ-мэровъ въ Лондонъ. Впрочемъ, назначеніе пантомимъ было на этотъ разъ нсколько иное — въ нихъ символически изображалось то, что происходило потомъ въ каждомъ акт ¹³¹). Но не однимъ этимъ нововведеніемъ высказалась со стороны авторовъ Горбодука, можетъ быть, невольная уступка народному вкусу. Вопреки классической теоріи, предписывающей сосредоточивать дйствіе вокругъ катастрофы, они продолжили дйствіе далеко за предлы ея и при этомъ не убоялись нарушить пресловутыя единства мста и времени, въ чемъ ихъ не замедлили упрекнуть строгіе пуристы (Филиппъ Сидней). Такимъ образомъ, не смотря на несомннное стараніе быть во чтобы то ни стало античными, авторы Горбодука должны были длать уступки даже ученой аудиторіи Inner Templ'я — явный знакъ, что классическая теорія въ Англіи никогда не могла дойти до той исключительности, которую она проявила, напр. въ сосдней Франціи, гд малйшее отступленіе отъ ея правилъ могло погубить самую лучшую трагедію ¹³²).