Анализ крови в клинике все подтвердил. Я никому не сказала, кроме Миа и Тессы.
Разумеется, первый вопрос Миа:
– Вы планировали?
Я качаю головой: – Эдвард как-то раз… немного увлекся.
– Мистер Контроль – и увлекся? Значит, он все-таки человек. Даже не знаю, тревогу это должно вызывать или облегчение.
– Это был единственный раз. Мы потом даже повздорили. – Я знаю: Миа подумает – потому, что не предохранялись. В подробности не вдаюсь.
– Он знает?
– Нет еще. – Сказать по правде, я не знаю, как Эдвард к этому отнесется.
Миа меня опережает. – Я, может, ошибаюсь, но разве в правилах не говорилось «Без детей»?
– В правилах дома – да. Но это все же другое дело.
– Разве? – Она поднимает бровь. – Всем известно, как мужчины любят незапланированные беременности.
Я ничего не говорю.
– А ты что? – спрашивает она. –
– Мне страшно, – признаюсь я. – Я в ужасе. – Потому что когда круговерть чувств – неверия, радости, тревоги, восторга, потрясения, новой скорби по Изабель, счастья – прекращается, остается один незамутненный, голый страх. – Я больше такого не перенесу. Такого…
– Тебе ведь сказали, что опасаться за здоровье следующего ребенка оснований нет, – напоминает она.
– Тогда тоже не было оснований. И все равно.
– Но ты ведь
В мире очень мало людей, которые могут задать мне такой вопрос, и еще меньше тех, кому я честно отвечу: какая-то часть меня говорит –
Но во мне есть и другая часть, та часть, которая взяла на руки мертвую девочку, посмотрела на ее идеальное лицо и все равно ощутила экстатическую радость материнства, которая и думать бы не стала о том, чтобы уничтожить жизнеспособного ребенка по моей трусости.
– Да, я его оставлю, – говорю я. – Я рожу этого ребенка. Ребенка Эдварда. Я знаю, что сначала эта мысль ему не понравится, но, думаю, он с ней свыкнется.
От Эдварда вот уже две недели нет никаких вестей, и я отправляю ему селфи.
Ответ приходит немедленно.
На самом деле татуировка миленькая, небольшая и невидная в обычной одежде – стилизованное изображение крыльев чайки сразу над правой ягодицей. Но я знаю, какое отвращение вызывают у Эдварда татуировки.
Ответ приходит через несколько минут.
Это самое длинное сообщение из всех, что он мне когда-либо присылал. Я улыбаюсь, отправляя ответ.
Я принимаю душ, тщательно вытираюсь, наношу на кожу капельку духов. Надеваю подаренные Эдвардом платье и жемчужное ожерелье, но остаюсь босиком. Кожу уже покалывает. Предвкушение сладостно, но оно смешано с нервным возбуждением, даже неким дурным предчувствием. Не переборщила ли я? Вытерплю ли я то, что он со мной сделает?
Я устраиваюсь на диване. Через какое-то время слышу негромкое гудение «Домоправителя», сигнализирующего, что кто-то у двери, потом звоночек, когда он его впускает.
Он шагает ко мне, лицо у него потемнело.
Покажи, рявкает он.
Я только успеваю повернуться, как он одной рукой хватает мои запястья и перегибает меня через диван, а другой задирает платье, едва его не порвав.
Он застывает. Какого?..
Тут меня разбирает смех.
Он злобно трясет мои запястья. Что еще за игры?
Это Аманда, с трудом выговариваю я. Она сделала татуировку в честь расставания с мужем. Я с ней в салон ходила.
Ты прислала мне фото чужой задницы? медленно спрашивает он.
Я киваю, все еще не справляясь со смехом.
Я отменил ужин с мэром и членами регионального комитета по планированию, чтобы сегодня приехать, рычит Эдвард.
И что бы ты предпочел? спрашиваю я, призывно виляя задом.
Он не отпускает моих запястий. Я в ярости, задумчиво произносит Эдвард. Ты намеренно меня разозлила. Ты заслуживаешь всего, что с тобой сейчас будет.
Я подаюсь в сторону, чтобы проверить его хватку, но он держит меня крепко.
С возвращением, папочка, радостно вздыхаю я.
Позже, много позже, когда он собирается уходить, я даю ему письмо.
Сейчас не читай, говорю я. Прочти, когда будешь один. Подумай о нем на какой-нибудь скучной встрече с планировщиками. Отвечать не обязательно. Но я хотела объясниться.
Первый визит к гинекологу. Напротив меня за уродливым столом сидит доктор Гиффорд.