Предшественница

В Великобритании из всех пар, которым сообщается о дородовом диагнозе «синдром Дауна», 92 % выбирают аборт. Согласно «Закону об абортах», аборт при синдроме Дауна разрешен вплоть до родов.

…Мы поняли, что для нас с партнером будет лучше испытывать чувства вины и горя из-за аборта, чем позволить нашей дочери всю жизнь страдать…

Боже мой. Боже мой. Боже мой.

Изабель уже спала бы всю ночь. Сидела бы, хватала бы все подряд, совала в рот. Она бы ползала, а может, и ходила. Она была бы умной, спортивной и целеустремленной, как ее мать. Вместо этого мне приходится решать, взваливать ли на себя…

Я останавливаюсь. Я неправильно об этом думаю. Доктор Гиффорд записал меня на прием в диагностический центр, завтра ранним утром. Пообещал, что через пару дней оттуда позвонят и сообщат результаты. Заранее расстраиваться не следует. В конце концов, вероятность того, что все обойдется, очень высока. Тысячи будущих матерей этого боятся, а потом выясняется, что бояться было нечего.

Я звоню Миа и плачусь ей, наверное, несколько часов.

Тогда: Эмма

Я сижу в поезде и гадаю, что я ему скажу. За окном мелькают электростанции и поля. Появляются и исчезают пригороды и деревушки.

Все слова, которые приходят мне в голову, кажутся неправильными. И я знаю, что чем дольше репетировать, тем фальшивее получится. Лучше говорить от души и надеяться, что он меня выслушает.

Сойдя с поезда и дожидаясь такси, я пишу ему сообщение. Еду к тебе. Нам нужно поговорить.

Таксист даже не верит, что то место, куда мне надо, существует, – барышня, да там нет ничего, ближайший дом – в Трегерри, в пяти милях оттуда, – пока мы не сворачиваем на проселочную дорогу и не обнаруживаем лагерь из вагончиков и кабинок-биотуалетов, стоящий в грязи. Кругом поля, лес и живые изгороди, но через долину по далекой двухрядной дороге ездят грузовики, и я понимаю, что через какое-то время тут и вправду может возникнуть целый новый город.

Из одного из вагончиков выходит Эдвард, его лицо потемнело от тревоги. Эмма, говорит он. Что случилось? Зачем ты здесь?

Я делаю глубокий вдох. Мне нужно объясниться. Это очень сложно. Мне нужно было тебя увидеть, чтобы сказать.

Вагончики забиты геодезистами и проектировщиками, поэтому мы отходим к лесу. Я рассказываю ему то же, что рассказала Аманде, – что меня опоил и принудил к сексу один из друзей Саймона, что он снял все на видео и прислал его мне, чтобы меня запугать, что полиция предположила, что это был Деон Нельсон, что мне вынесли предупреждение за трату времени полиции, но на самом деле я не виновата. Он внимательно слушает, его лицо ничего не выражает.

А потом он говорит мне, очень спокойно, что между нами все кончено.

Неважно, правду я говорю сейчас или нет, – я солгала ему раньше.

Он напоминает о нашем уговоре – что все будет продолжаться, пока будет идеальным.

Он говорит, что такие отношения подобны зданию, что нужен прочный фундамент, иначе все рухнет. Он думал, что наши отношения построены на честности, а они были построены на обмане.

Он говорит: все это – он указывает на поля – делается лишь потому, что я сказала ему, что Нельсон напал на меня в моем собственном доме. Он говорит, что этот город теперь тоже строится на обмане. Что он задумал сообщество, в котором люди заботились бы друг о друге, уважали бы друг друга и помогали бы друг другу. Но такое сообщество должно держаться на доверии, и теперь оно запятнано в его глазах.

Он говорит «прощай» голосом, лишенным эмоций.

Но я знаю, что он любит меня. Знаю, что ему нужны наши игры, что они удовлетворяют какую-то его глубинную потребность.

Я была неправа, в отчаянии говорю я. Но подумай о том, что сделал ты. Насколько же это хуже?

Он хмурится. Что ты хочешь сказать?

Ты убил свою жену, говорю я. И сына. Убил, потому что не хотел портить свое здание.

Он пристально смотрит на меня. Он отрицает вину.

Я говорила с Томом Эллисом, признаюсь я.

Он отмахивается. Этот человек – озлобившийся, завистливый неудачник.

Разве ты не видишь, говорю я, мне все равно. Мне все равно, что ты сделал или какой ты плохой. Эдвард, мы должны быть вместе. Мы оба это знаем. Теперь я знаю твою страшную тайну, а ты знаешь мою. Разве ты не этого хотел? Чтобы мы были совершенно честны друг с другом?

Я чувствую, что он разрывается, что он мысленно взвешивает свое решение, что он не хочет терять того, что у нас есть.

Эмма, ты сошла с ума, наконец говорит он. Ты все придумала. Ничего этого не было. Возвращайся в Лондон.

Сейчас: Джейн

Я снова прихожу к Кэрол Йонсон по нескольким причинам.