Предшественница

Звонит Саймон и снова говорит, что может прийти. Так легко было бы сказать да. Я говорю ему, что подумаю. Я слышу восторг в его голосе, хотя он пытается его скрыть. Милый, благоразумный, надежный Саймон. Моя гавань в бурю.

А потом Эдвард Монкфорд отвечает на мое сообщение.

Сейчас: Джейн

– Она исключительная, – говорит ювелир, катая жемчужину между большим и указательным пальцами и разглядывая ее через окуляр. – Если это то, о чем я думаю, то она очень и очень редкая.

Я показываю ожерелье в створчатом футляре. – Она может быть отсюда?

Он берет футляр и одобрительно кивает, увидев японские иероглифы.

– Кокити Микимото[11]. Такое не часто увидишь. – Достав ожерелье, он рассматривает его на свет, сравнивает с одиночной жемчужиной. – Да, точно такая же. Как я и думал, это жемчуг кеши.

– Жемчуг кеши? Что это значит?

– Морской кеши – это редчайший вид жемчуга, особенно если имеет почти круглую форму, как этот. Его добывают из раковин, содержащих больше одной жемчужины – близнецов, скажем так. Ядер у них нет, поэтому они так необычно светятся, сияют. Как я уже сказал, они крайне редки. Полагаю, что в какой-то момент ожерелье порвалось и жемчужины рассыпались. Владелец нанизал их заново, но одну пропустил.

– Понятно. – По крайней мере, я понимаю его слова. Но вот то, что они подразумевают – что Эдвард подарил мне ожерелье, которое изначально дарил другому человеку, – усвоить будет куда труднее.

Выходя из мастерской, я достаю телефон.

– Саймон? – говорю я, когда он отвечает. – Вы случайно не знаете, не дарил ли Эдвард Монкфорд Эмме ожерелье? И если дарил, то не рвалось ли оно?

Тогда: Эмма

Мне нужно тебя увидеть. Эдвард.

Я думаю над ответом и отправляю его. Ты все еще зол на меня, папочка?

Он откликается быстро. Не более, чем ты того заслуживаешь.

Хорошо. Значит, ты хочешь, чтобы я вернулась к тебе?

Посмотрим после того, что будет вечером.

Тогда я буду вести себя примерно. Коленки у меня уже подгибаются.

19.00. Надень ожерелье. Больше ничего.

Разумеется.

Два часа, чтобы готовиться, предвкушать, терпеть. Я раздеваюсь и берусь за дело.

Сейчас: Джейн

– Как вы не понимаете? – горячо говорит Саймон. – Это доказывает, что он был там, когда она погибла.

Мы сидим в той кофейне рядом с «Надежда есть», где Эдвард Монкфорд ко мне подкатил. Двое людей сходятся, не загадывая наперед. Какой чудовищной это оказалось ложью. Тогда он, конечно, душой не кривил – хотел воспроизвести те элементы отношений с Эммой, которыми был доволен, выкинув те моменты, которыми доволен не был. Но, как сказала Кэрол, нельзя, рассказывая одну и ту же историю дважды, рассчитывать, что она закончится иначе.

Саймон продолжает рассуждать. – Простите, – говорю я. – Что вы сказали?

– Я сказал, что она надевала это ожерелье только ради него – знала, что я его терпеть не могу. В тот день мы должны были встретиться. Мы почти договорились. Но потом она все отменила. Сказала, что ей нездоровится, но я сразу подумал, не собралась ли она встретиться с Монкфордом.

Я хмурюсь.

– Послушайте, нельзя вчитывать все это в одну-единственную жемчужину. Это ничего не доказывает.

– Сами посудите, – терпеливо говорит он. – Как Монкфорд заполучил ожерелье, чтобы подарить его вам? Для этого ему нужно было быть там, когда оно порвалось. Но он понимал, что если жемчужины будут рассыпаны по полу, то будет ясно, что была борьба, а не самоубийство и не несчастный случай. Поэтому перед уходом он их все собрал – кроме той, что вы нашли.

– Но ведь она погибла не в ванной, – возражаю я. – Ее нашли у подножия лестницы.

– От ванной до лестницы всего несколько шагов. Он легко мог притащить ее туда и сбросить.

Я ни секунды не верю перегруженному предположению Саймона, но все равно не могу не признать, что жемчужина может оказаться уликой.

– Хорошо. Я свяжусь с Джеймсом Кларком – я знаю, что по средам он приезжает в город. Если хотите, приходите тоже. Услышите, как он опровергнет вашу гипотезу.

– Джейн… если хотите, я переберусь к вам на Фолгейт-стрит на несколько дней. – У меня, наверное, удивленный вид, поскольку он добавляет: – Я предлагал Эмме, но она не захотела, и я не стал давить. Вечно буду жалеть, что не проявил настойчивости. Будь я там тогда… – Его слова повисают в воздухе.

– Спасибо, Саймон. Но мы ведь даже не знаем наверняка, что Эмма была убита.

– Все улики до последней указывают на Монкфорда и ни на кого больше. Вы отказываетесь это признать по личным причинам. И мне кажется, нам обоим известно, по каким. – Его взгляд опускается на мой живот. Я краснею.

– А вами движут эмоции, вот вы и хотите, чтобы он был виновен, – парирую я. – И, для протокола, у нас с Эдвардом был короткий роман, только и всего. Мы больше не встречаемся.