Предсказание

«Ты не думай, что это я так, – часто вспоминала она его слова перед первым отлетом из Крыма. – Ты – это серьезно». Сколько раз она прокручивала мысленно те десять минут перед разлукой, которая длилась так долго.

Накануне они прощались в дискотеке, и теперь на людях (ребята из группы уже грузили вещи в автобус) Муська почувствовала фальшь ситуации.

– Ты поймешь все позже, – пробормотал, резко потянув ее в тень громадного платана. – Кое-какие проблемы придется разбросать. Я постараюсь вернуться поскорее.

Она не поверила. Из-за бугра в Россию не убегают. Он еще потоптался в кружевной тени развесистого дерева, потом добавил:

– С бумагами я справлюсь, труднее будет с окружением.

Не совсем поняв про «окружение», она махала вслед автобусу. Слез не было, она благодарила судьбу за выпавшие две крымские недели. Как бы сложилась ее жизнь, не затащи ее Гелена в тот вечер в «гадючник» (так она называла местную дискотеку). Покурили у стенки, уже собрались перебраться в другое место, когда ввалились импортные красавцы.

– Ха, – прыснула Муська, – испанцы! Сейчас на них наши путаночки кинутся.

Минут через пять, пропустив первый танец, к ней из той группы уверенно двинулся молодой, с белозубой улыбкой сеньор. Тощий, высокий, он чуть сутулился, на приветливом, нежно-девичьем лице поблескивали узкие глаза. Как отплясали, так он и приклеился, сразу назвавшись Френсисом, объяснил, что приехал с музыкантами из Барселоны, мечтает поглазеть на Россию, послушать народные мелодии, побывать в «знаменитых на весь шарик Ливадийском дворце, Бахчисарае и обсерватории». Из Муськи поперла испанская эрудиция, а у него оказалась с собой уйма международных хитов в кассетах. В тот же вечер он все подарил Муське – «чтобы облегчить чемодан», а на другое утро сговорились погулять по набережной. Погуляли, повеселились, она опять обворожила его своей особенной любовью к Каталонии, своим восхищением «поэтом камня» Антонио Гауди («который так трагично погиб под колесами трамвая»), и все планы испанца рухнули. Какие там ливадийские дворцы! Две недели они ничего не видели вокруг.

А потом все кончилось. Автобусы отъехали, испанцев не стало, и город для Муськи опустел, как для чеховских сестер, когда ушла бригада Вершинина. Вместо духового оркестра по динамику запускали ненавистный ей сейчас сезонный шлягер: «Он смотрит ей в глаза и руку пожимает, а в небесах горит полночная звезда, кондуктор, погоди, кондуктор, понимаешь, я с милым расстаюсь, и, может, навсегда». Муська впадала в тоску, от обступившей пустоты сдавали нервы. «Расстаешься, и качай отсюда, – думала. – Теперь уж все».

И вправду Френсис слинял начисто, его как отрезало. Та единственная открытка с видом на залив, пришедшая с оказией, – не в счет. В ней не было информации, похоже было на первую страницу разговорника: «Здрасте! Как живете? Что нового?» Но на время Муська все равно воспрянула. Туристов из Испании в Крыму было навалом – из Барселоны, Мадрида. Она торчала на аэровокзале, на пирсе, в дискотеке, знакомилась, расспрашивала. Мало ли с кем еще ему удастся переслать письмецо? Потом отступила, заставила себя выкинуть эту блажь из головы.

Вскоре у Муськи сделался настоящий срыв, депрессия скрутила ее начисто, она вышла из нее с острым отвращением к своему городу, вообще к югу, к курорту с этим мерзким интимом, возбужденной наглостью предложений и пустых слов. Уехать! Немедля. Куда угодно.

– Поступай в московский институт, – сказала, подумав, Гелена. – Шансов – ноль, потому как ты все перезабыла, но в столице и без института найдешь чем отвлечься.

Муська послала документы во Второй медицинский и поехала сдавать. (Потом-то ей пригодился месяц обучения азам первой помощи.) В Синий Берег возврата не было, никто там о ней не плакал. Предки умудрились родить ее в сорок с хвостиком. Стоило ей подрасти, как отец нашел тепленькое местечко в лесничестве под Новочеркасском, где они с матерью обосновались. Они звали ее, иногда подкидывали деньжат, но, в сущности, предки зажили собственной, подчиненной возрасту жизнью. Дочь им не отчитывалась.

Прибыв в Москву, Муська продралась (без особого напряга) сквозь громадный конкурс и, к изумлению всех знакомых, поступила. Дорога в светлое будущее была распахнута настежь, но тут возникло непредвиденное препятствие. Отчаянная, не без авантюрной жилки студентка первого курса не переносила вида и запаха крови. Она оказалась «профнепригодной» для данной специальности. Для Муськи это было посильнее шоковой терапии. Она негодовала, пыталась заставлять себя, резала руку, всаживала шприц в ляжку. Странно (но факт), когда у самой текла кровь – все нормально, у других (на перевязке ли присутствует или в операционной) – в обморок падает.