Предсказание

Будут ли новые звезды, вызывающие подобный фанатизм буржуазной публики «конца века»? И если да, то кто «счастливчик»?

– До следующей недели, – сказала она, прощаясь. – Как договорились.

– Спасибо. Ваш голос у меня на магнитофоне. На память.

Она кивнула:

– Если вам захочется написать – пожалуйста. Можете писать все. Я ничего не скрываю…

Американки и другие

Еще вчера – первые леди

Хозяйки Белого дома всегда притягивали к себе внимание американцев. Вызывая восхищение, кривотолки, желание подражать им или дискредитировать их, первые леди накладывали неповторимо-индивидуальную окраску не только на ритуал Белого дома, но и на психологическую атмосферу. Будучи свидетельницами целых периодов истории Америки, они сами принадлежат ей.

Жаклин

Тот день, когда Жаклин Кеннеди – женщина, с чьим именем соединилась в моем сознании одна из самых непостижимых трагедий современной Америки, – появилась в доме министра торговли Питера Питерсена и его жены Салли, был не совсем обычным. Накануне прохладного ноябрьского вечера 1977 года газеты сообщили, что в машине, откуда только что вышла дочь Жаклин, Каролина, взорвалась бомба. К счастью, девушка не пострадала. Она успела подняться к своим знакомым.

Просторная квартира Питерсенов на Грэйс-сквер, известная в интеллектуально-артистических кругах Нью-Йорка, была обставлена с изысканностью и выдавала любовь хозяев к модерну, живописи начала века, современному дизайну. Нарядно-белая гостиная со звуконепроницаемыми окнами во всю стену, дымчато-ворсистые настилы вместо паркета, блекло-серая обивка диванов и стульев контрастировали с яркими пятнами абстрактных картин, с молодой зеленью словно прорастающих сквозь пол деревьев. В доме истинно любили искусство, покупали картины, предметы стиля ар-нуво. Салли Питерсен мечтала приобрести Кандинского. Кроме Жаклин Кеннеди, как мне помнится, было несколько молодых сенаторов с гуманитарным уклоном, высокий, с пышной седой шевелюрой издатель «Нью-Йорк таймс», изобретатель новых программ игр на телевидении (только входивших в моду), уже почитаемый у нас писатель Курт Воннегут, дизайнер и художница по костюму Молли Парнис. Мне выпало сидеть между Жаклин и молодым профессором Колумбийского университета Уэсли Фишером, свободно говорившим по-русски.

Сохранились редкие любительские фотографии, сделанные Дэвидом – сыном хозяйки. Момент беседы за столом, группа улыбающихся гостей у дерева, у окна с видом на Манхэттен. Сегодня они ценны как отпечатки времени, которое переиначило многие судьбы. Распались супружеские пары, сменились посты, ушли в прошлое дружеские связи. К тому же Жаклин (Джекки) всегда избегала лишний раз фотографироваться.

Трудно было воспринимать эту женщину, ставшую легендой, в обычной обстановке, нелегко следить за напряженно-интеллектуальным разговором на чужом языке. Для меня, как и для многих в России, убийство Джона Кеннеди в 1963 году и последовавшие за ним события были потрясением, изменившим в определенном смысле восприятие современной Америки. Все, что переплелось и связалось в те месяцы с выстрелом, оборвавшим жизнь одного из самых обаятельных и умных президентов мира, который уцелел под пулями врага в годы войны, выжил после тяжелого ранения, а теперь был сражен на глазах у всей Америки, покачнуло веру моих сверстников в торжество американского правосудия. Нам, не ведавшим меры беззакония в собственной стране, казалась немыслимой безнаказанность, с какой уничтожались свидетели и улики, как только они обнаруживались по ходу следствия; мы не верили, что «дело Кеннеди» могло быть закрыто без обнаружения и наказания всех преступников, причастных к убийству. Это разочарование в правовом демократизме Америки, длившееся полтора десятилетия, прекратилось лишь в пору Уотергейта, когда вера в престиж судопроизводства и силу общественного мнения американцев была в наших глазах восстановлена.