Предсказанная

Вадим перестал ее понимать, перестал чувствовать, что с ней происходит. Слишком уж жестко, агрессивно она вела себя по отношению к Флейтисту. Что бы ни пришло девушке на ум, на подобные действия права она не имела. Это чувствовали все, кроме самой Анны. Но она разозлилась не на шутку — это-то Вадим понять мог. Брови сошлись в широкую упрямую черту, прижатые к столешнице руки подрагивали. Что-то ее напрягало до той степени, когда уже все равно, что тебе скажут, чем все кончится.

Софья вдруг шумно выдохнула и расслабилась, потянулась.

— Девочка нервничает, девочка боится, что ты заведешь ее неведомо куда. Нормальная реакция умной-таки женщины на наркодилера, милый, — с усмешкой громко сказала она.

По тому, как Анна покраснела, Вадим понял, что женщина попала в точку. Может быть, даже дальше — сумела в две коротких фразы уместить то, чего пока не понимала и сама Анна. Сейчас причину напряжения облекли в слова, в правильные слова, и Анна смутилась, растерялась. Сама она шла бы к этой мысли куда дольше — часы или даже дни. Но Софья произнесла пару десятков слов, и Анна оказалась под взглядами спутников без привычной брони.

— Значит, я расскажу сказку, — притянув к себе жену, сказал Флейтист. — Она не будет слишком длинной.

ЧАСТЬ 2. РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО

ГЛАВА 1. СТАРАЯ ДОБРАЯ ФЭНТЕЗИ

— Сначала все было так, как ты, наверное, знаешь. Я пришел в город, потому что меня пригласил туда магистрат. Точнее, один из его членов, владелец цирюльни. Тогда часто случалось, что цирюльники знались с… ну, скажем, нечистой силой. Точнее — с некоторыми из Полуночи.

— А настоящей нечистой силы, значит, нет? — спросила Анна.

— Если и есть ад, то мы, пожалуй, в нем, — невесело улыбнулся Флейтист. — О другом я не знаю, хотя меня сотни раз называли демоном или бесом. Что ж — я пришел в город, и мне поручили избавить его от полчищ крыс, что наводнили его. Крысы пришли из соседних селений, где свирепствовала чума. Вам будет трудно поверить, но тогда люди не знали, что крысы распространяют чуму. Считалось, что эпидемии насылают ведьмы или вызывают бесы, которых люди вдыхают, проглатывают с водой… Мы, конечно, знали, как все происходит на самом деле. Учили некоторых из Полудня — знахарей, травниц. Тех, кто хотел учиться и был готов поверить. Вера… вы опять едва ли поймете до конца, что значила тогда вера. Веру нужно было подкреплять. Чудесами, созданием и поддержанием образа. Мой образ требовал от меня взять с жителей тяжкую цену. Иначе они не поверили бы мне… в меня. И я не смог бы сделать то, что должен был.

Анна слушала, склонив голову набок, и так и держа на столешнице напряженные руки. В глазах у нее то возникало понимание, то вновь застывало недоверие.

— Я сказал, как требовал обычай — я возьму первое, что встретится мне на пути. И я действительно увел крыс, утопил их в ближайшем озере. Это было нетрудно. О Пестром Флейтисте рассказывали сказки, и когда они увидели меня воочию, мне не нужно было много слов и жестов, чтобы получить свой ресурс. Когда я возвращался, я был уверен, что встречу козу или теленка. Но мне встретился мальчик, сын того самого цирюльника. Родители заперли его, но он убежал. Мне не нужен был этот ребенок — что мне с ним делать? Но слово должно быть нерушимо, и я забрал бы его с собой. Довел бы до ближайшего монастыря и передал монахам, наверное. Случилось же иначе. Магистрат отказался исполнить свою клятву. Я чувствовал бы облегчение, наверное. Если бы не увидел на шее мальчика — он стоял рядом со мной на площади перед ратушей, — бубоны. Он был уже болен, у него начиналась лихорадка. Признаки болезни я увидел на лицах многих жителей… — Флейтист задумался, посмотрел вдаль, вспоминая. — Я заговорил с ними об этом, но они не поняли меня. Точнее, они решили, что я хочу забрать всех детей. И выгнали меня. Я устал, я был не в силах тягаться с толпой и священником. Я стоял перед толпой, которая не желала понять меня. Женщины плакали, проклиная меня. Проклятий я не боялся — и из них можно взять силу. Но перед непониманием я не мог сделать ничего. Позже умный человек сказал, что против глупости сами боги бороться бессильны. А я не был и богом.

Флейтист опять замолчал. Крупные пальцы с накоротко состриженными ногтями отбарабанили по столу короткую дробь. Флейтист вздохнул, собираясь с силами перед окончанием истории.