Тогда, в день похорон, он был слишком мал, чтобы во всей полноте ощутить горе. Потом — слишком занят, чтобы задумываться о нем. Рукотворный ад, устроенный в обители, не позволял Келлеру расслабиться. «Я буду лучшим здесь или подохну». Умереть было легко, наставник Джено жизнь не ценил, в особенности чужую. Учил он хорошо, одобряя в том числе и абстрактные знания, если они могли пойти на пользу делу. «Вы обязаны любым способом приносить ордену пользу». Келлер узнал цену этим словам, когда, отпущенный на трое суток в столицу, метался в поисках двух сотен денариев. В конце концов он выбрал в предместье тихую виллу, разбил окно и влез внутрь. Сейф выглядел неприступным, но это не имело значения — тонкая пачка денег валялась в резном ящике стола, в кабинете. Скорее всего, эти деньги отложили на домашние расходы, Юлий взял оттуда две сотенных купюры, остаток вернул на место. «Никогда не совершай излишнего». Этого правила Джено не озвучивал, но Келлер, незаметно для других, выучился думать сам за себя. Умный Джено, который уже тогда чувствовал подвох в манерах неофита, не стесняясь, пускал палку в ход. «Упрямая скотина», — говорил он, но Келлер внешне не был упрям, он старался существовать как течет вода в ручье — не бороться с препятствием, а огибать его, понемногу стремясь к собственной цели. Целью был статус адепта первого круга и последующая месть Джено. Быть может, другие возможности и существовали, но он еще недостаточно вырос, чтобы осмыслить их до конца.
Однажды Келлер попался на воровстве. Офицер уголовной полиции, который занимался делом, рассматривал подростка с брезгливым сомнением. Документов у Келлера не было, родственников тоже. Он записался под вымышленным именем, и через три дня сбежал, ловко и ко времени имитировав эпилепсию.
Джено сначала похвалил ученика за сообразительность, а потом избил за неудачу. К тому времени Келлер научился давать сдачи почти любому противнику, но на схватку с Джено еще не решался. Наступало очередное лето — яркое, ласковое, в горах таял снег, как будто сползала со склонов белая пелена. Туман возле ручья почему-то появлялся все реже. Вместе с этими изменениями, менялся сам Келлер. Смесь жесткости и послушания, маска, которую он избрал для себя, оказалась удачной, его колотили не часто, а доверяли все больше, хотя Джено все равно обмануть не удавалось — ученик и учитель от души ненавидели друг друга. Чтобы гасить конфликты, Юлий уходил в храм. Прямо обращаться к Оркусу он не смел, для таких нужд существовал все тот же Джено, но находиться под главным куполом не возбранялось никому.
Там, наверху, стояла тьма. Во тьме горели искусственные звезды. Они шевелились, рисунок складывался полузнакомый, как будто кто-то по извращенным правилам переделывал привычный небосвод. Келлер знал, что колышущееся небо Оркуса лишь техническая имитация, но имитация выглядела совершенно-зловещей.
Иногда под небо Оркуса приходил Викки. Они с Келлером сидели бок о бок, болтали и курили по очереди дозволенный наставником слабый наркотик, но транс у Келлера не наступал никогда.
«Не нравится мне это место. Говно этот наш орден».
С опасным мнением оба соглашались охотно. Внешний мир не нравился тоже, хотя бы потому, что обращался к послушникам не лучшей своей стороной. Луций к тому времени уже переселился в барак для старших.
Пожалуй, Викки мог считаться другом Келлера, но эта дружба не имела продолжения — приятель погиб в самой середине того лета. Огонь под куполом храма вспыхнул ночью. Воды в цистерне не оказалось, насосная установка за несколько лет так и заржавела в сарае, с нее обильно сыпались рыжие хлопья трухи. Джено командовал и орал, но треск огня мешал разобрать слова. В бараке для младших мальчиков вопил перепуганный ребенок. Келлер, в то время уже сильный, как взрослый мужчина, стоял в цепочке людей, работая как автомат и передавая наверх полные ведра, ледяная вода плескалась ему на рубашку и руки. Викки исчез. Позже ходили слухи, будто он смылся к родителям, а отец переправил парня на север, но Келлер ночью влез в окно морга и сам видел белые носилки, длинный предмет под простыней и черную, обгорелую до костей руку. На лице Джено с неделю держалась кислая гримаса. Потом он успокоился и покрикивал как всегда.
Оставалось только строить догадки, зачем Викки ночью приходил под купол и почему он там остался во время пожара, «Не умничай», раздраженно сказал Джено, хотя Келлер благоразумно молчал. Они много раз и со смыслом встречались взглядами — лучший, самый дерзкий ученик и ненавидящий его учитель. В конце концов у наставника не выдержали нервы. «Проваливай в Порт-Иллири», — однажды сказал он. Ненависти своей Джено не скрывал, она полыхала в слишком холодных глазах адепта. «Тебя научили многому, место в университете легко получишь. Условия прежние, размер ежемесячного взноса ты знаешь. Перестанешь платить — убью».
Это была свобода, хотя и купленная за деньги. Келлер взял фальшивые документы, собрал вещи и уехал, он почти не верил, что отделался так легко.