Представление должно продолжаться

– Да, Люба иногда пишет мне. В основном о Германике, об остальном – вскользь. Она со своей глухонемой подругой организовала на территории усадьбы колонию для бывших беспризорников, и что-то там еще – связанное с театром. Осенью был какой-то показательный спектакль, почему-то в лесу, приезжала комиссия из Москвы, всем вроде понравилось, статус «театральной колонии» подтвердили. Им как-то покровительствует Луначарский. Иногда они ездят выступать в Калугу и по округе. Как я понимаю, у них все более-менее в порядке, насколько это вообще возможно в нынешнее время.

– Я рад за них. Но нам сейчас надо думать о себе. Ты же понимаешь, как у нынешних властей все быстро меняется. Надо пользоваться представившейся возможностью…

– Мы не можем уехать, не побывав в Синих Ключах, – твердо сказала Юлия. – Помимо судьбы дочери… Разве ты не хочешь хотя бы попрощаться со своей женой?

– Какая она мне жена?! – раздраженно воскликнул Александр. – О чем ты говоришь, Юлия!

– Не знаю, Алекс. Знаю только, что, чтобы спасти тебе жизнь, она, не задумываясь, кинулась прямо в пасть к большевикам и ЧК и сходу отдалась какому-то важному чекисту… Рассказывала об этом со смехом, а когда я спросила: как так?! – объяснила просто: ну а как же, Алекс же мой муж, отец Капочки…

Александр посерел и зло скривил губы:

– Уж тебе-то никак не стоило бы обольщаться на ее счет, Юлия. Чекист – ее бывший дружок, она мне об этом упоминала, а все прочее для нее – «выпить стакан воды», как говорят большевики… Если ты настаиваешь, мы поедем в Ключи. Но думать сейчас все равно надо не об этом.

– Хорошо, – согласилась Юлия, понимая, что не стоит дальше раздражать его разговорами о жене. – А что же мы будем делать за границей? Ведь нас с тобой там никто не ждет…

– Да, вот это проблема, – согласился Александр. – Конечно, я хотел бы заниматься историей. Но на что мы будем жить? Сейчас везде за границей огромное количество русских эмигрантов, все рабочие места заняты… Разве что поехать куда-нибудь подальше, например в Американские штаты или Мексику? Но для этого опять же нужны деньги, которых у нас нет…

Юлия по-прежнему сидела на стуле. Состояние дежа вю было настолько пронзительным, что у нее заломило виски и она изо всех сил сжала голову руками. «Мы будем вместе. Нам надо уехать. Но нам не на что жить,» – то же самое Алекс говорил ей почти двадцать лет назад. Продавать пирожки и иногда навещать Германика в театральной детской колонии имени В. И. Ленина вдруг показалось Юлии не такой уж дурной участью.

«Как же низко я пала!» – отстраненно подумала княгиня Бартенева.

«… мы начнем новую жизнь…» – услышала она отрывок. Александр, размахивая руками, развивал какие-то планы.

«Почему они меня совсем не интересуют?» – удивилась Юлия.

* * *

Комната в избе была украшена реквизированными материальными ценностями: одну стену затягивал тканый ковер с венецианскими гондолами, напротив висели красивые резные часы. Кукушке из часов при реквизиции не повезло: она застряла в своем окошке и теперь уж не куковала, зато на шее у нее был повязан пышный шелковый бант, разумеется, черно-красный.

– Ну что ж, ваше благородие, вот и довелось еще раз свидеться, – сказал Степан.

Анархист, приведший Макса в избушку к командиру отряда, усмехнулся, поправил бабский пуховый платок, завязаный поверх ушастой мерлушковой шапки, и вышел наружу – покурить. Степка не курил сам и не любил махорочного дыма.

Максимилиан тяжело опустился на лавку.

– Не в доброе время… – вздохнул еще один сподвижник, сидящий на нарах. Из-под офицерской шинели, обмотанной по плечам розовым шарфом, виднелись грязные, босые ноги.

– Да, – кивнул Макс. – Красные псы по моему следу идут. Я бы на твоем, Степан, месте прогнал меня к чертовой матери. Но не к детям же в Синие Ключи мне соваться, их под удар ставить…

– Да бог с вами, кто ж я, если б раненного знакомца прогнал… – усмехнулся Степка. – Да только прав Карпуша, наше место тоже огнем горит…

– Рана у меня легкая, я за пару дней оклемаюсь и дальше пойду. Может, и ты со мной, как когда-то в империалистическую (так ее теперь красные называют)? Отправимся с тобой на юг, попробуем границу перейти. Белых комиссары сейчас победили, но ведь это временно, не может же Россия под этими безумными революционерами навсегда остаться…

– Тогда-то мы с вами, если помните, на родину бежали, – возразил Степка. – Домой. А теперь куда ж? В Европу, тамошним французам сапоги чистить? Я уж в детстве при барах этого напробовался. Боле не хочу. Я – русский крестьянин, мне без родной земли жизни нет. И я ведь на самом деле за революцию, вы это понять можете? Несправедливая была прежде жизнь, и правильно сделали те, кто ее вверх тормашками перевернул. А вот дальше надо было крестьянину землю и волю дать, и позволить самому с собой управляться и своим товаром в городах торговать, а не комбедами и продразверсткой его давить…

– Не нужны нам ни белые, ни красные, – простужено поддакнул с нар Карпуша.