Засмеялась и ушла вглубь обширного помещения, обставленного причудливо и жутко, в изысканном средневеково-алхимическом стиле. Как выразился тот же отец Павел – только сушеного крокодила на потолке не хватает. Колеса, ременные передачи, сырье в длинных, как гробы, ящиках, клубы пара тяжело поднимаются вверх и липнут к сводам. От едкого запаха водорослей постоянно першит в носу и в горле. Впрочем, все привыкли.
Встал и Арабажин. Миша и еще один рабочий – цыганистый парнишка из-под Харькова, угодивший в НКВД за искусство травить анекдоты – в унисон разочарованно вздыхают, им хочется слушать еще и еще.
Аркадий вышел во двор и остановился – дальше идти не стоит, во время смены положено работать, а не шляться. Смена уже кончается – тлеющий закат незаметно сменяется восходом, и трава под стеной, за поленницей, темная от росы. Позади слышны шаги. Худой носатый человек, читавший когда-то лекцию об имяславии, которую слушали Максимилиан и Атя, тоже спустился во двор и остановился рядом.
– Я отчего-то знаю, что она вас дождется, – чуть хрипловато сказал он. – А ваш роман о Синих Ключах будет напечатан.
– Вы, отец Павел, сегодня прямо как цыганка, – улыбнулся Арабажин. – Гадаете на кофейной гуще и говорите именно то, что клиент хочет услышать. Наверное, это вам цыганскими мотивами из моей писанины навеяло…
– Нет. Я просто вижу, что так будет.
– Но я не знаю, где поставить точку.
– Что ж, тогда не ставьте ее пока. Почему-то я уверен, что у вас, в отличие от меня, еще есть время.
Двое людей стоят плечом к плечу и молча смотрят, как тяжелые тучи ползут за горизонт, к той черте, что отделяет, а на самом деле – соединяет остров с Петербургом, Москвой и Синими Ключами. Которые, как и положено архетипам, все стоят своих на местах, что бы ни делали люди с их именами и стенами.