Представление должно продолжаться

– Да погоди, рано спасибо. Надо еще всех в городе убедить и бумаги соответственные раздобыть… Правда, у нас теперь уже опыт имеется… Но – видела бы ты, Светлана, эти большевистские канцелярии… Представь, берется дворянский особняк – лепнина, ковры, люстры, окна стрельчатые – и фанерками разгораживается на такие маленькие клеточки, в каждую из которых ставится стол и пишущая машинка. За нее сажается барышня, которая весь день клавишами стрекочет, производя тьму входящих и исходящих бумажек во множестве экземпляров. И носят их, стуча каблучками, из клеточки в клеточку. Туда-сюда, быстро-быстро, и мордочки такие сосредоточенные и глазки стеклянные. Прямо как вольер с белками в колесе! А иногда садятся на мотор и – фр-р-р! – повезли бумажки в Кремль! Мне кажется, они сами от всего этого еще дуреют, как твой Ваня от самогона… Да ладно… В общем, вы ждите покуда и никуда не двигайтесь, а мы тебя о результатах сразу же известим. Я теперь пошла, вон уже физиономии три раза в дверь совались, зовут, наверняка чего-то уже с утра или за ночь намастрячили, надо разгребать. А ты, кстати, если голодная, зайди в голубой зал, у нас там нынче общая столовая и как раз завтрак накрывают…

Считая дело решенным и разговор законченным, Люша уже поднялась на цыпочки и начала уходить. Но слова Светланы остановили ее на полушаге.

– Нет, Любовь Николаевна, я теперь еще не уйду. Вы как хотите, но мне прежде повиниться перед вами надо. За себя и за Степку. Чтоб ему на том свете, перед Господним престолом ноша полегче вышла, я нынче должна… Хотя вы после этого наверняка и знаться со мной не пожелаете, не то что работу дать, но ради братниной души…

– Светлана, а ты уверена, что это ко мне? – обескуражено и слегка нетерпеливо спросила Люша, которая не любила сложных душевных движений, выраженных словами. – Может, тебе с этим лучше к Флегонту обратиться? Он у нас все-таки как бы специалист по Господним престолам…

– Нет, Любовь Николаевна, это уж прямиком к вам, – Светлана впервые с начала их встречи подняла взгляд и Люша увидела ее глаза – зеленые и застылые, как вода в пруду. – Потому что я вам рассказать хотела, как мы со Степкой вас порешили убить.

– Убить?! – Люша удивилась и от удивления присела на стул. – Это когда же?

– Давно. Степка тогда еще мальцом был, так что вся вина – на мне. Помните пожар в усадьбе, когда вашего батюшку убили?

– Еще бы! Да только ведь тогда Степка меня не убил, а как раз наоборот – спас…

– Это все верно, спас. Но вы не знаете, что прежде того было.

– А ты разве знаешь? Что же?

– Прежде того вы, девочка, то ли играясь, то ли бахвалясь, показали Степке сокровища, что ваш отец под замком хранил, а Степка мне про то рассказал…

– Так, так… – Люша наконец заинтересовалась, перестала ерзать на стуле. – И дальше…

– А у меня по молодости гонору было выше колокольни. Все-то мне хотелось забогатеть и боярыней сделаться, как старухе в сказке про золотую рыбку. И вот я все по ночам мечтала и злилась: ведь эдакое богатство мертвым грузом лежит, никому не в радость. Старик его как кощей под спудом хранит, да иногда своей мерзкой девчонке безумной поиграть дает…

– А я-то девчонкой думала, что я тебе, Светлана, нравлюсь… – усмехнулась Люша.

– Ване ты нравилась всегда, игрушки он тебе в охотку мастерил, и приспособы всякие для забав и проказ ваших. Говорил, что вовсе ты не безумна, просто с людьми сообщаться не умеешь, а внутри у тебя – ум живой и здоровый. А мне за брата обидно было, которого тебе в живые куклы отдали, а ты его за вихры таскала, ногами била и по всякому над ним изгалялась, а он при старом барине и пикнуть не смел… А как про сокровища узнала, так и вовсе стала меня злоба душить…

– То есть ты думала: вот бы их не этим выродкам, а тебе в руки – и в дело пустить. Так? – уточнила Люша.

– Истинно так! – согласилась Светлана. – Лежу, бывало, зимой рядом с Иваном на полатях, и мечтаю: мне бы столько денег, сколько за эти сокровища выручить можно, – я бы уж землицы прикупила и такое хозяйство развела, такой сад райский посадила, Ивану бы целую фабрику построила (пусть себе железками развлекается), а детей всех выучила в университетах – на докторов да аблокатов…

– Нынче оно можно, кстати, – заметила Люша. – Большевики детей крестьян и рабочих в университеты прямо зовут и фактически без всяких испытаний и бесплатно студентом зачисляют, так что если кто из твоих пожелает…

– Ох, ты не сбивай меня, Люба, коли уж я решилась… В общем, как прослышала я, что старого Осоргина убили и с нашими мужиками заваруха началась, так и поняла: это мой, наш шанс. Ведь про сокровища-то, я думала, никто, кроме нас, старого барина и тебя не знает. Барина уже нет…

– А если еще и меня не станет… – подхватила Люша.