Ханеман проработал у Карла Лаурица уже два года, когда однажды утром, придя в контору, неожиданно для себя обнаружил, что двери заперты. Карл Лауриц не выносил, когда вторгались в его частную жизнь, поэтому Ханеман отправился обратно домой, но на следующий день снова оказался перед закрытой дверью. Он написал Карлу Лаурицу письмо, в котором потребовал выплатить ему то, что причитается, а, кроме этого, еще и компенсацию. Ответа не последовало, и он отправил еще одно письмо. На которое получил совсем короткий ответ. На оборотной стороне визитной карточки Карл Лауриц написал, что считает их отношения исчерпавшими себя. После этого Ханеман отправился домой к Карлу Лаурицу. Он доехал на трамвае до Шарлоттенлунда, дошел пешком до дома и позвонил в звонок. Карл Лауриц сам открыл дверь, и тут же, на белой мраморной лестнице, Ханеман приступил к делу. Вежливо улыбаясь, он сообщил Карлу Лаурицу, что в его распоряжении имеются кое-какие бумаги, которые с полным правом можно назвать компрометирующими, — это он говорит как юрист, крайне компрометирующими. Но он не понесет их в полицию, если Карл Лауриц даст ему объяснения, выплатит заработную плату, а также компенсацию, и сделает это как можно скорее, желательно прямо сейчас. Карл Лауриц стоял, заложив руки за спину, слегка покачиваясь взад-вперед и с отсутствующим видом поглядывая на пруд, где плавали золотые рыбки. Выслушав, он спросил: «Ты мне угрожаешь?» Когда Ханеман открыл было рот, чтобы ответить, Карл Лауриц с размаху сунул ему прямо между зубов большой латунный кастет. Ханеман скатился с лестницы и с тех пор, до конца своих дней испытывал страх перед Карлом Лаурицем. Этот страх помешал ему обратиться в полицию и, как мне показалось во время разговора с ним, с годами нисколько не ослаб — хотя с того дня, когда он в последний раз видел своего работодателя на лестнице его дома, прошло пятьдесят лет. Но, как и у многих других, знавших Карла Лаурица, страх юриста был смешан с восхищением, а в его голосе, когда он рассказывал мне о том, как Карл Лауриц смотрел клиентам
Если Карл Лауриц тоже так думал, то он это скрывал. Во всяком случае, Ханеман не помнит, чтобы Карл Лауриц как-то проявлял свое отношение к работе. Единственное, что он демонстрировал, — это удивительно бесстрастную сосредоточенность, а больше всего Ханеману запомнилось то, что Карл Лауриц всегда смотрел клиентам прямо в глаза. Он, черт возьми, никогда не обращал внимания на
Есть все основания полагать, что у Карла Лаурица напрочь отсутствовали технические познания, которыми, казалось бы, должен обладать человек, открывающий подобное предприятие. Несчетное число раз сидел он перед взволнованными и гордыми чудаками, которые демонстрировали ему дело всей своей жизни, но за все время беседы он лишь несколько раз опускал взгляд на беспорядочно разложенные на газетах пружины, подшипники, конструкции из стали, эбонита и дерева, катушки и провода. Вместо того чтобы разглядывать все это, он изучал сидящего перед ним человека, и потому беседы эти обычно были непродолжительными, Карлу Лаурицу требовались минуты, чтобы либо отказать изобретателю, либо связать его с интересантами, которых становилось все больше и обращались они к нему теперь все чаще и чаще. В итоге заключались сделки, которые в те годы, похоже, и составляли основу его существования.