Читаем Представление о двадцатом веке полностью

Ханеман проработал у Карла Лаурица уже два года, когда однажды утром, придя в контору, неожиданно для себя обнаружил, что двери заперты. Карл Лауриц не выносил, когда вторгались в его частную жизнь, поэтому Ханеман отправился обратно домой, но на следующий день снова оказался перед закрытой дверью. Он написал Карлу Лаурицу письмо, в котором потребовал выплатить ему то, что причитается, а, кроме этого, еще и компенсацию. Ответа не последовало, и он отправил еще одно письмо. На которое получил совсем короткий ответ. На оборотной стороне визитной карточки Карл Лауриц написал, что считает их отношения исчерпавшими себя. После этого Ханеман отправился домой к Карлу Лаурицу. Он доехал на трамвае до Шарлоттенлунда, дошел пешком до дома и позвонил в звонок. Карл Лауриц сам открыл дверь, и тут же, на белой мраморной лестнице, Ханеман приступил к делу. Вежливо улыбаясь, он сообщил Карлу Лаурицу, что в его распоряжении имеются кое-какие бумаги, которые с полным правом можно назвать компрометирующими, — это он говорит как юрист, крайне компрометирующими. Но он не понесет их в полицию, если Карл Лауриц даст ему объяснения, выплатит заработную плату, а также компенсацию, и сделает это как можно скорее, желательно прямо сейчас. Карл Лауриц стоял, заложив руки за спину, слегка покачиваясь взад-вперед и с отсутствующим видом поглядывая на пруд, где плавали золотые рыбки. Выслушав, он спросил: «Ты мне угрожаешь?» Когда Ханеман открыл было рот, чтобы ответить, Карл Лауриц с размаху сунул ему прямо между зубов большой латунный кастет. Ханеман скатился с лестницы и с тех пор, до конца своих дней испытывал страх перед Карлом Лаурицем. Этот страх помешал ему обратиться в полицию и, как мне показалось во время разговора с ним, с годами нисколько не ослаб — хотя с того дня, когда он в последний раз видел своего работодателя на лестнице его дома, прошло пятьдесят лет. Но, как и у многих других, знавших Карла Лаурица, страх юриста был смешан с восхищением, а в его голосе, когда он рассказывал мне о том, как Карл Лауриц смотрел клиентам в глаза, звучало почти благоговение. Клиенты эти были изобретателями. Выяснилось, что предприятие Карла Лаурица занималось установлением контактов между изобретателями и финансистами. Ханеман рассказал, что в Копенгагене в то время обитало множество увлеченных людей, одержимых идеей технического прогресса. Карл Лауриц помогал этим людям найти состоятельных функционеров или коммерсантов, которые готовы были вложить деньги в будущее, и на улице Росенгорден заключались контракты, регулирующие такое сотрудничество. В эти годы в контору Карла Лаурица стекались самые смелые надежды, и похоже, его это занимало — можно представить, что он испытывал определенное удовлетворение, ежедневно общаясь с людьми, для которых уверенность в том, что всех нас впереди ждет счастливая, гораздо более счастливая, во всяком случае, более обеспеченная жизнь, стала евангельской истиной.

Если Карл Лауриц тоже так думал, то он это скрывал. Во всяком случае, Ханеман не помнит, чтобы Карл Лауриц как-то проявлял свое отношение к работе. Единственное, что он демонстрировал, — это удивительно бесстрастную сосредоточенность, а больше всего Ханеману запомнилось то, что Карл Лауриц всегда смотрел клиентам прямо в глаза. Он, черт возьми, никогда не обращал внимания на суть вопроса, говорил мне Ханеман, он никогда не интересовался самими изобретениями.

Есть все основания полагать, что у Карла Лаурица напрочь отсутствовали технические познания, которыми, казалось бы, должен обладать человек, открывающий подобное предприятие. Несчетное число раз сидел он перед взволнованными и гордыми чудаками, которые демонстрировали ему дело всей своей жизни, но за все время беседы он лишь несколько раз опускал взгляд на беспорядочно разложенные на газетах пружины, подшипники, конструкции из стали, эбонита и дерева, катушки и провода. Вместо того чтобы разглядывать все это, он изучал сидящего перед ним человека, и потому беседы эти обычно были непродолжительными, Карлу Лаурицу требовались минуты, чтобы либо отказать изобретателю, либо связать его с интересантами, которых становилось все больше и обращались они к нему теперь все чаще и чаще. В итоге заключались сделки, которые в те годы, похоже, и составляли основу его существования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза