Представление о двадцатом веке

Тогда он начинал жалеть, что не может пойти в бордель, или поискать утешения в алкоголе, или вернуться к какой-нибудь из прежних подруг. Это было невозможно, этот путь для Карла Лаурица был закрыт. С того самого дня в дирижабле, когда Амалия отвернулась от него, даже в своих мечтах он не мог укрыться — на любую эротическую фантазию накладывался образ Амалии, и хуже всего бывало в те дни, когда она не подпускала его к себе.

В такие дни его съедала ревность, и в отдельные отвратительные минуты она демонстрировала ему — и нам также, — что все-таки не все в своей жизни и в своей душе он взял под контроль. Он стал бояться, что Амалия не подпускает его к себе, потому что завела любовника. Он приставил к ней четверку хорошо одетых и незаметных господ, сотрудников его компании, которые обычно занимались деликатными вопросами, связанными со взысканиями долгов. В течение нескольких недель они следили за ней. В их отчетах не было ни слова о каких-либо других мужчинах в жизни Амалии, кроме Карла Лаурица, и в некотором смысле это было фиаско, потому что любовник, которого можно было бы убить, отсутствовал. И тогда Карл Лауриц обратил свою болезненную подозрительность на внутреннюю жизнь Амалии. Мысли ее заняты чем-то другим, а вовсе не мной, рассуждал он, она живет в воображаемом мире какого-то чудовищного разврата, после чего просверлил отверстия в стене ее спальни. Он стал наблюдать за ней, надеясь, что она проговорится во сне. Ничего, кроме безмятежного лица Мадонны, он не увидел, и ничего, кроме ровного спокойного дыхания, не услышал. Он скрежетал зубами от тоски и злости, потому что хорошо помнил, как учащалось ее горячее дыхание, когда ее охватывала страсть.

Просверлив дырку в ее ванную комнату, чтобы наблюдать за ней обнаженной, он уже вплотную приблизился к сумасшествию. Он знал, что среди современного ему высшего общества широко распространено мнение, что женщины практически лишены полового влечения. До сих пор эту научную истину он считал еще одним примером той помойки заблуждений и пустой болтовни, на которой покоится общество, и серьезно к этому не относился. Но сейчас он вновь вспомнил об этом утверждении. Глядя, как Амалия водит большой губкой по голому телу, он стал сомневаться в своем прошлом. В отчаянии он пытался подвергнуть переоценке весь сексуальный опыт своей жизни — от запретных совокуплений с мисс Клариссой на белом рояле до одиноких пробуждений на паркетных полах. Он задавался вопросом, а, может быть, у женщин вообще отсутствует желание, может быть, они шли на это ради него и гораздо меньше, чем он, получали удовольствия, и вот сейчас она моет себя между ног… Это было уже слишком, он не мог на это смотреть.

Когда Амалия возвращалась к нему, это случалось без какого-либо предупреждения — внезапная обжигающая вспышка, и они опять вместе, в какой-нибудь неожиданной части дома. Карл Лауриц все прощал и все забывал, его переполняла безудержная радость, а потом в нем снова просыпалась гордыня, стремление к независимости и уверенность в себе. Пребывая в этом состоянии, он снова, как и перед свадьбой, начинал представлять, как он ее бросит, и эти фантазии могли продолжаться по нескольку дней, пока она не отвергала его вновь, погружая с головой в безграничную зависимость от нее.

Мне кажется важным рассказать не только о личной жизни Карла Лаурица, но и о его предпринимательской деятельности. Однако это не так-то просто, ведь он всегда крайне неохотно рассказывал о своих делах. Если он когда-либо что-то и говорил, то эти его высказывания запомнились, как афоризмы, как меткие фразы, пересказанные потом множество раз. Но мне, признаться, эти его крылатые выражения кажутся такими же невразумительными, как, например, изречения оракула. Взять, к примеру, случай, когда министр сельского хозяйства Мадсен-Мюгдаль и писатель Йоханнес В. Йенсен — завсегдатаи в доме Карла Лаурица — как и много раз прежде восхваляли свободную конкуренцию и Старые Добрые Времена, убеждая друг друга в том, что если датское сельское хозяйство так хорошо развивается, то лишь потому, что оно никогда не получало поддержки от государства, ему пришлось научиться бороться и защищаться от всех и вся и стоять на своих ногах, твердо опираясь на Старые Добрые Времена, которые уже почти совсем ушли в прошлое. В разговоре возникает небольшая пауза, потому что гости наполняют бокалы шампанским, и тут Карл Лауриц кладет руки им на плечи и говорит: «Господа, не стоит сожалеть о Старых Добрых Временах — мы снова начнем их производить, когда на них появится спрос». Эта фраза запомнилась, как и многие другие высказывания Карла Лаурица, и говорят, она несколько раз встречается в произведениях Йоханнеса В. Йенсена, равно как и другие подобные золотые истины о науке и финансах, но вряд ли она может что-то нам прояснить, и мне кажется, следует это учитывать. Все равно мы никогда достоверно не узнаем о том, как Карл Лауриц вел дела.