Читаем Представление о двадцатом веке полностью

Но все без толку. И, кстати, я не знаю, как построить мост назад в прошлое, но уж эмоции тут точно не помогут. Придется взять себя в руки и рассказать о том, как все было на самом деле. О том, как Адонис был потрясен, как и я сейчас, этой необъяснимой бедой. Да, конечно, это доходный дом, своего рода памятник погоне за наживой, но не может же целый дом просто так взять и уйти в землю? Такое может случиться где-нибудь за границей, скорее всего в каких-нибудь южных странах, например, в Венеции, где Адонис в детстве, чтобы порадовать отца, попробовал однажды обчистить карманы желающих покататься на гондолах. Но Венеция далеко, и построена она на сваях и песке, в то время как Кристиансхаун покоится на гораздо более надежной почве, а именно на дерьме и отходах чуть ли не со времен Кристиана IV.

Вместе с Адонисом нам стоило бы поразиться жизненной силе тех обитателей дома, чьи квартиры только что, за последние сутки, поглотила земля. Они сразу же со всем оставшимся скарбом перебрались в дальние флигели или на задние лестницы к бездомным. Несмотря ни на что, эти люди сохранили завидное терпение, благодаря которому они настолько смирились со своей бездомностью, что, похоже, уже начали забывать, как они жили буквально вчера, развели огонь прямо на площадках и принялись готовить на нем еду. Остается только удивляться, как этот дом, представлявший собой ловушку для огня, тем не менее продолжал существовать.

Шум, исходивший от оставшихся без крова жильцов, на какое-то время вернул Анну к действительности. Преисполнившись сострадания, она забыла про уборку, Адониса и, к сожалению, про Марию, чтобы сопровождать незнакомых ей мужчин, женщин и детей в их утомительных скитаниях по Копенгагену. Они отправились обивать пороги страховых касс, касс для бедняков и Копенгагенского профсоюзного комитета, где им единодушно отказывали в помощи. Клеркам всех этих касс и комитетов представлялось, что эти на первый взгляд бедные люди просят денег с подозрительной настойчивостью, которая в сочетании с их лохмотьями служит, скорее всего, прикрытием роскошного, богемного образа жизни, тогда как в действительности некоторые из них уже падали от голода. Пришлось обратиться и к Армии Спасения, и в «Женские кофейные вагончики»[25], где этой странной компании под предводительством неестественно бледной девушки выдали кофе и пять слоек. Единственной организацией, куда Анна не стала обращаться, опасаясь, что ее могут узнать, была «Внутренняя миссия». Несмотря на все усилия, их экспедиция потерпела неудачу, и почти ничего, кроме поучений, они не добились. Той ночью Анна долго и безутешно рыдала в объятиях Адониса. Вот почему она не могла ответить на вопрос, который занимал его больше всего. Он возник у него в голове с наступлением ночи, погнал с постели к окну, где на водной глади канала он увидел отражение луны. Ее беспокойные отблески осветили стену дома и подтвердили, что он не ошибся. Их квартира по-прежнему была на втором этаже, хотя весь остальной дом осел на один этаж.

На минуту Адонис застывает у окна, глядя на ночной канал и на лунный свет, а за его спиной тихо и безысходно рыдает Анна. Потом он возвращается в постель, ложится рядом с ней, не задавая никаких вопросов, да и вряд ли она смогла бы дать ему какой-то ответ.

В последующие дни их квартирка непонятным образом оставалась на уровне второго этажа, а Анна при этом, казалось, ни разу не удивилась тому, что остальные этажи скользили мимо, и она, открывая по утрам дверь, чтобы подмести под ковриком, никогда заранее не знала, что увидит за дверью — лестницу, бездомных, часть дома, где обитали проститутки, или какой-то незнакомый ей коридор. Она никогда не говорила об этом, да и если бы она задалась вопросом, вряд ли у нее нашлось объяснение, хоть бы и такое, как могу предложить я: только благодаря ее страсти к порядку и сильному, отчаянному желанию сберечь семью и дом, их квартирка парит в воздухе, словно шар неземной чистоты, в то время как все остальное тонет, но, конечно же, это нельзя считать убедительным объяснением, потому что это ровным счетом ничего не проясняет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза