Те, кто встретил молодого человека в вестибюле, вряд ли узнали бы его сейчас. Не прибегая к гриму и прочим театральным уловкам, он тем не менее как будто состарился на двадцать лет. Теперь в лифте поднимался понурый пожилой китаец, один из десятков уборщиков, присутствие которых мало кто замечает.
Осирис заговорил быстрее, немного задыхаясь, хотя признаков физической усталости Эмблер не замечал.
— Вы не понимаете. Есть ведь и альтернативная гипотеза. — Гребя, он изящно, словно дирижер небольшого камерного оркестра, шевелил руками.
— И она не противоречит тому, что со мной случилось за последние двадцать четыре часа?
— Нисколько. Вы все изумительно ясно изложили. Вас смущает тот факт, что ваше представление о том, кто вы такой, не согласуется с миром, в котором вы находитесь. Вы делаете вывод, что с миром что-то случилось, что им кто-то манипулирует. Но ведь есть и другое объяснение. Что, если манипулируют не миром, а вашим сознанием?
Слушая объяснения слепого оперативника, Эмблер чувствовал, как в животе затягивается холодный узел страха.
— Это же «Бритва Оккама», помните? Из двух объяснений выбирайте более простое. Другими словами, проще переменить то, что у вас в голове, чем изменить весь мир.
— Что вы имеете в виду? — пробормотал Эмблер.
— "Блюберд", «Артишок», «Мкультра»... Знакомые названия, не так ли? В пятидесятые таких программ, посвященных изучению поведения человека, было немало. Потом их рассекретили и успешно провалили. Вроде бы любопытный эпизод в истории шпионских служб, не более того. Так, по крайней мере, до сих пор думают люди.
— И правильно думают, — нахмурился Эмблер. — Забавы и глупости «холодной войны», фантазии давно минувшей эпохи. Списано и забыто.
— В том-то и дело, что нет. Названия программ поменялись, но исследования не прекращались ни на день. И история эта не такая уж маловажная. Началась она с кардинала Йозефа Миндсенти. Припоминаете такого?
— Да, одна из первых послевоенных жертв коммунистических режимов. В Венгрии над ним устроили показательный суд, вынудили признаться перед камерой в государственной измене и коррупции. Все, конечно, было фикцией.
— Конечно. Но ЦРУ заинтересовалось. Достали аудио— и видеозапись признания. Прогнали ее через все эти стресс-тестовые индикаторы. Хотели обнаружить свидетельства того, что кардинал лжет. И, странное дело, ничего не нашли. Тесты стопроцентно подтверждали, что Миндсенти говорил правду. Но в ЦРУ знали точно — обвинения сфабрикованы. Тут уж они призадумались. Неужели прелат действительно верил в то, о чем свидетельствовал? Если да, то как им удалось убедить его в этом? Если использовались наркотики, то какие? И так далее. Вот так и начались наши собственные эксперименты по контролю над сознанием. Первые лет двадцать ничего не получалось. Доводили подопытного до комы с помощью пентотала, потом вводили бедолаге декседрин, пока у него глаза на лоб не вылезали. Вопрос ставился так: как сделать испытуемого восприимчивым к наркогипнотическому внушению? Постепенно к решению проблемы подключились самые талантливые, самые умные. К делу привлекли Бюро технических служб. Ресурсов не хватало, и тогда наверху решили перевести исследования в Отдел специальных армейских операций в Форт-Деррике, в Мериленде, где находится Центр биологических исследований.
— А откуда вы так много об этом знаете? — холодея от страха, спросил Эмблер.
— Как вы думаете, почему нас вообще свели вместе? — Осирис пожал плечами. — Я занимался операциями по психологическому воздействию на противника. Как и многие лингвисты. Для головоломов язык — самый большой камень преткновения. В старые добрые времена парни из Пси-Опс увозили русского перебежчика на конспиративную квартиру, накачивали наркотиками, а когда у несчастного начиналась регрессия и он принимался лепетать — на родном языке — о далеком детстве в милой его сердцу деревне, эти клоуны в Управлении в отчаянии разводили руками, потому что ничего из услышанного не понимали и даже нужный вопрос задать не могли. Вот тогда они вспомнили о таких, как я. Землю рыли, чтобы найти нас и привлечь к опытам. Сначала мы участвовали в проектах Пси-Опс. Потом нашими услугами стали пользоваться другие правительственные агентства. У них это называлось коллегиальностью. На самом же деле речь шла о распределении людских и финансовых ресурсов.
— Другие правительственные агентства. Вроде Отдела консульских операций. Или Подразделения политической стабилизации.
— Вы это знаете не хуже меня. В конце концов я попросил об официальном переводе в Государственный департамент. Думал, там будет больше возможностей заниматься языками. И что же? В Отделе консульских операций живо заинтересовались моим предыдущим опытом. В то время они еще относились к вам с большим недоверием и решили, что будет неплохо, если я какое-то время поработаю с вами.
— Значит, вы писали на меня докладные?
— Точно. Вы следили за плохими парнями, а я за хорошим парнем, который помогал ловить плохих. Никаких сомнений я тогда не испытывал. Бизнес есть бизнес, верно?