Предупреждение путешествующим в тумане

- Перестаньте, - бросаю я. - Очень пессимистично. На днях я видел, как на улице упал старик. Он не мог встать и полз на четвереньках до стены дома. Когда я помог ему, он вдруг заплакал. "Жизнь прошла, - повторял он, - жизнь прошла..."

- Не рассказывайте мне такое никогда, - просит она.

- Хорошо.

- И так тошно, понимаете?

- Кажется, понимаю.

- Что мне делать, а?

- Вы свободны сегодня вечером?

- Это похоже - приглашение на свидание?

- Считайте, что да.

- Вы занятный. Меня никогда не приглашали столь витиевато. - она улыбнулась. - Что будем делать?

- Там посмотрим.

- Чертовски любопытно. Мне не устоять.

Она закидывает ногу на ногу... Довольно эффектно, особенно когда это делает женщина, которая вам нравится.

* * *

С Эдгаром я встретился под полосатым тентом кафе. Увидев меня, он поднялся из-за столика.

Кафе не работало, Эд был там один среди пустынных белых стульев и увядших ромашек в вазочках на столах.

- Прогуляемся, - предложил он.

- Хорошо.

Мы дошли до реки, спустились к набережной и остановились на площадке под мостом. От дождя мы спрятались, но сырость была такая, что уютнее нам не стало. Воздух казался жидким.

- Как-то я чуть не прыгнул с этого моста, - Эдгар задрал голову.

- Была причина? - я столкнул в воду камешек.

- Причина всегда найдется. От этого могут удержать четыре вещи. Жалость к близким, предчувствие перемен, религия и стыд. Все остальные мотивы так или иначе связаны с этими. Меня в тот раз удержало последнее. Как представил вытаскивают грязного и мокрого.

- А теперь?

- А теперь я замахнулся на интересную проблему - создание искусственной крови. А раз кое-что выгорит - и в этом я уверен, - жалко бросать на полпути.

- Тут вокруг одни пессимисты. Честно говоря, мне это надоело. Если еще кто-нибудь начнет плакаться на жизнь - вдарю по челюсти.

- И загремишь на пятнадцать суток.

- Пусть. Там хотя бы все без комплексов.

- Отсутствие комплексов - тоже комплекс. Но не будем отвлекаться. Когда ты ушел, я кое-что перепроверил, - Эдгар поднял воротник плаща. - В крови присутствует наркотик, но в очень незначительном количестве. Какой именно установить невозможно - у нас такой аппаратуры нет. Может быть, это и морфин... Но уж слишком его мало для наркомана.

- Почему?

- Как у хронического алкоголика возникают приступы абстиненции, называемой в народе похмельем, так и у морфиниста. Организм уже настолько привыкает, чтобы его травили, что не может без этого. Я примитивно объясняю, для тебя.

- Спасибо.

- Не за что. Если эта девушка была наркоманка, и в ее крови присутствовало столько наркотика, сколько мы обнаружили, вряд ли тебе за несколько часов до этого удалось бы с ней поговорить, тем более танцевать. Ее бы мучили судороги, она бы металась, кричала, ее бы рвало. Удушье, сильнейшее сердцебиение... Настоящая агония.

- У нее было больное сердце.

-...Значит, возможно два варианта, Или Громова не была

морфинисткой, или погибла не она.

- Не она? Как же так?

- Главное слово скажет патологоанатом. По истории болезни установить, она ли это, легко.

- Опять глухая стена.

- Ты о чем?

- История болезни Громовой пропала. Я еще вчера это узнал.

- Да? А мне не сказал.

- Что ж теперь делать?

- Тебе? Не знаю. А вот на месте следователя я бы поискал того, второго, в комнате.

Я посмотрел на него подозрительно:

- С чего ты решил, что в комнате был второй?

- У меня была возможность осмотреть труп. На шее след недавнего укола. Наркоманы сюда колют иногда, если на руках вены ни к черту. Можно проделать это, конечно, глядя в зеркало, но - несподручно.

- У нее в квартире нет зеркал.

- Ты там был? - спросил подозрительно Эдгар.

- Нет. Она мне сама сказала. Мол, выбросила все зеркала. Сам понимаешь, в чердаке у нее уже было полно тараканов. Она достаточно долго кололась.

- Значит, ей кто-то сделал этот укол. - Эдгар кивнул.

- Ясное дело.

- Что тебе ясно?

- Этот другой побывал утром у меня в номере. И забрал ампулы. Он знал, что Громова на работу больше не выйдет... Если, конечно, тут не замешан призрак. Но мы ведь материалисты?

* * *

В гостиницу я попал только через два часа. Это было неизбежно, и действовал я не из дилетантских соображений утереть нос Сухоручко. Он профессионал, и, как я подозреваю, профессионал опытный. Но у меня есть одно преимущество. Я частное лицо, и со мной люди могут позволить себе такое, что с представителем закона немыслимо. Это мой козырь, и я должен его использовать, чтобы в дальнейшем моя жизнь была спокойнее. И не столько жизнь, сколько совесть. Но тут, кажется, я повторяюсь.

...Я поднялся на пятый этаж дома, у подъезда которого я вчера расстался с Верой. На лестничной площадке было три двери. Я позвонил в ту квартиру, где, судя по моим подсчетам, ночью светилось окно. Дверь открыла высокая девушка, в джинсах и мужской рубашке, завязанной узлом на животе.

- Я по поводу Веры Громовой, - начал я.

- Но Вера...

- Знаю. Громова погибла. И поэтому мне необходимо поговорить с вами. Есть несколько вопросов, на которые можете ответить только вы. Это очень важно.

Девушка продолжала смотреть на меня недоверчиво, но по глазам я понял, что в ней проснулось любопытство.