Предварительно обречен (СИ)

Это упавшее слово, такое короткое и многозначительное. Оно словно маленький камешек, ударивший щеку. Не ранит физически, но оставляет унизительный след.

— Это зря длится с пятницы, — говорю я.

Артем иронически замечает:

— Бери дальше. У тебя оно длится годами.

Этот камешек ощутимо больше. Не сдержавшись, я поворачиваюсь к нему, чтобы уловить, как больно он готов ударить. Артем безмятежен. Профиль теперь более жесткий. Время выдуло юношескую мягкость из черт. Стук сердца ускоряется, подбираясь выше, к вискам. О каких десятилетиях он говорит? Хочу спросить, но осекаюсь — страшно услышать издевательски равнодушный ответ, выбивающий надгробие на моем эго. Я сглатываю и, снова отвернувшись, шарю глазами по далекому тротуару.

— Знаешь, я бы хотела закончить на сегодня. Останови, пожалуйста. Продолжим работу завтра.

Машина неожиданно дергается, как если бы наехала на невидимое препятствие, но тут же выравнивает скорость. Я слышу усталый вздох.

— И завтра, и сегодня. Вечером порефлексируешь по поводу встречи с директором До.

— Я могу и дома поработать, — я приподнимаю папку, в которой притихли сонмы испещренных листов. — Мне хватит этого для разгона.

Давай же, говори твердо. Но голос предает, звучит куце и рыхло. Я и сама не верю в правдивость слов. Как я смогу настоять? Все равно что пытаться расколоть скалу меховым шариком.

— Не можешь, — ожидаемо режет Артем. — До Шэнли не исчезнет завтра только потому, что тебе бы так хотелось. Даже если будешь избегать о нем говорить. Даже если снова будешь стараться сбежать. Это очень удобно — исчезать при каждой проблеме и жалеть себя. Если тебе нравится, пожалуйста. Но больше не за мой счет.

Значит, вот какого он мнения обо мне. Думает, что я строю из себя жертву. И, судя по сему, уверен, что не просто строю, но и наслаждаюсь этой ролью».

Я не знаю, это ли осознание стегает меня словно плеть, или невыносимо покровительствующий тон, словно я неразумный ребенок, которому взрослый терпеливо втолковывает очевидные истины, но меня прорывает:

— А тебе ведь нравится хлестать меня по щекам, да? Ты уже все решил для себя. Зачем знать правду, если версия директора До тебя полностью устраивает! Об этом я и говорила! Даже сейчас ты выбираешь проект, а не меня, просто потому что тебе это более… выгодно!

Голос подводит окончательно. Я выплевываю фразу за фразой, но в каждой бурно плещется истерика. Что я говорю? Своими же словами только подтверждаю, что и правда строю из себя жертву. Меня захлестывает горечь, и хочется высечь саму себя.

— У меня нет ни единой причины выбрать тебя, — холодно парирует Артем. — Семь лет назад ты все решила, даже не предоставив мне возможности выбора. Теперь его нет у тебя.

Я замираю. От его слов глаза царапает желчь.

— Значит, это все же месть?! И то, что ты нашел меня и обманом ввел в проект, чтобы снова столкнуть с До Шэнли, — это все ради мести?

— Нет. Хотя я знал, что ты именно к такому выводу и придешь. Но идея снова взять тебя переводчицей не моя. Была бы моя воля, я бы в жизни не хотел снова встречаться с тобой, не говоря о том, чтобы вместе работать. Но До Шэнли решил, что это хорошая возможность извиниться за произошедшее. Он оправдывал твой поступок, Лиза, убеждая меня, что ты была просто слишком юной и впечатлительной девчонкой с низким порогом страха. И попав в ситуацию, с которой не смогла сходу разобраться, ты предпочла дать деру, оставив больших дяденек разбираться самим! Да? Так все было?!

Последний вопрос с лязганьем металлического прута проходится по ушам. Я смотрю на Артема широко раскрытыми глазами. Впервые я наблюдаю, как он не в силах контролировать себя. Раны, которые я нанесла, до сих пор кровоточат. Как ни странно, это несколько уравнивает нас. После молчания я сиплым, но уже спокойным голосом произношу:

— Не говори обо мне так, будто я была идиоткой.

— Ты не была идиоткой, но поступила именно так. За свой трусливый поступок ты платишь спустя семь лет.

Он бьет руками по рулю и выжимает газ. Мы нарушаем все возможные правила.

Я стискиваю зубы и отворачиваюсь. Спустя несколько минут доносится хриплый голос:

— И я тебе сказал уже, что готов закрыть глаза и начать заново, но не пытайся вовлечь меня в то, что может помешать проекту.

Эти слова рассеивают последние сомнения и отрезают что-то глубоко личное — надежду на эхо теплоты, которую мы когда-то друг к другу испытывали. Что бы я не сказала, Артем не поверит мне. Для него я трусливая предательница, осложненная комплексом жертвы. На этой основе мы и будем работать. От этой мысли становится легче. Это мое дно, глубокое, вязкое. От него и придется отталкиваться, как бы горько и больно не было.

Но как же сильно он хочет вести бизнес с директором До, раз наступил себе на горло и привлек меня. Я глубоко и неслышно вздыхаю, чтобы сильней прояснить голову. Мне придется быть с ним еще пять часов.

— Значит, недопонимание и неправильно выказанная забота? — глухо спрашиваю я.

— Ты можешь придерживаться другой версии, если хочешь.

— Тебе же все равно, какой версии я буду придерживаться.

— Мне все равно.