— Идем пройдемся, — говорит рядом улица голосом Артема.
— Иди пройдись, — отвечаю я. — Я хочу домой.
— Полчаса перед сном, — настаивает улица.
— Зачем? Чтобы мне снились кошмары? Я и так провожу целые дни рядом с тобой. Оставь в покое хотя бы мой вечер.
— Я не буду тебя подкалывать. Даю слово.
— Почему? Боишься, что сбегу?
Смешок.
— Нет. Просто знаю, когда следует остановиться.
— Это благородно, — соглашаюсь я. — И совершенно не про тебя. У тебя нет стоп-крана. Пока ты не добьешься чего хочешь, ты не останавливаешься. И сейчас тебе просто от меня что-то надо.
— Ты права. Надо. Хочу предложить тебе поесть. Что бы ты обо мне не думала, я умею быть благодарным.
«Что бы я о тебе не думала…»
Вот как.
— Я бы предпочла вообще о тебе не думать, — искренне вырывается у меня, и плевать, какой смысл в словах он будет искать.
Но как ни странно, я не слышу в ответ едкости. Может, и правда, если оба захотим, то в силах говорить, как обычные люди.
— Постараюсь как можно быстрее приблизить этот момент. Так что насчет предложения?
И снова в его фразе нет желания уколоть. Это столь непривычно, что меня охватывает игривый порыв.
— Купи мне шаурму, заботливый начальник.
Я не верю, что произнесла это. Какую шаурму? Да еще и на ночь. Но рот предательски наполняется слюной.
Улица не отвечает. На губы наползает улыбка. Я могу физически ощутить, как рядом с плечом концентрируется удивление.
Давай же. Скажи, чтобы я сама покупала такое дерьмо, и разойдемся.
— Ладно. Знаешь, где ее здесь продают?
Удивление сменяет владельца. Я открываю глаза и поворачиваюсь к Артему. Он требовательно всматривается в ответ.
— Я не знаю, это твой район.
— Меня он мало интересует с этой точки зрения. Пойдем искать.
Я отступаю на шаг.
— Я не настаиваю. Да и есть я не хочу.
Артем закатывает глаза. Есть не меньше дюжины хлестких ответов, которые может произнести сейчас его рот. Но вместо этого Артем сжимает губы в полоску и просто хватает меня за руку. Это так неожиданно, что я не успеваю возразить.
И вот мы несемся мимо медово-восковых витрин, окон кафе в тумане мягких съестных запахов, где смеются и неслышимо шевелят губами люди, засыпающих темными снами резных дверей. Артем идет быстро, будто боясь, что сбавь скорость, я вырвусь и убегу. Только что я бежала от него, теперь — за ним. Невольный широкий браслет из ладони и пальцев, плотно удерживающий запястье, воспаляет кожу.
Голубоватая спина, перекрывающая путь, ходит ходуном. Ее вид снова проворачивает ключ на шкатулке прошлого, из недр которой выбивается непрошенное возбуждение. Волна поднимается, растет и со всей силой выметает меня из подмокшей реальности.
Тогда тоже было влажно. Руки в испарине, скрещены над головой и запечатаны кистью. Губы щиплют кожу на шее, в ухо затекает накаленное дыхание. Живот к животу, шепот к шепоту, движение за движением слагает цепь, тянущуюся в глубину инстинктов, и по ее звеньям они сначала капля за каплей тянутся наружу, а потом, превратившись в невыносимо сладкий поток, смывают нас в обессиленное безвременье.
— Тебе лук класть? Перец?
Мы стоим перед отдающей жаром палаткой. Сквозь широкое стекло на меня в ожидании смотрит высокий худощавый мужчина с рыжей бородкой.
Я мотаю головой, взбрыкнувший призрак воспоминания захлестывается ароматом жареного мяса.
Артем упоенно обсуждает варианты начинки с продавцом, а мне кажется, что вокруг эфемерной декорации и над всем происходящим нависла рука невидимого драматурга.
Это чувство усиливается, когда спустя несколько минут мы стоим на набережной и, облокотившись на металлические перила, едим. Горячий влажный цилиндрический сверток от каждого укуса прыскает чесночным соком. Я слизываю его с тыльной стороны ладони, и краем глаза замечаю, что и Артем не избежал подобной участи. Он шустро подбирает мутные капли, запрещая им подбираться к запястью, стянутому металлическим браслетом часов.
— Так что за секрет превращения в прекрасного принца? — интересуюсь я, прожевав очередной кусок.
— Принца? — по-доброму усмехается Артем и салютует половиной шаурмы. — А ты совсем не притязательна.
— Как видишь. Который год корю себя за это.
Смех Артема вплетается в окружающий шум.
— Черт, я обещал, не подкалывать тебя. Тогда у тебя полная свобода действий. Наслаждайся. В качестве награды за старательность.
С этими словами он впивается в лаваш и с хитринкой в глазах пресекает языком выскользнувший ручеек.
— А завтра утроишь мне комбо-порку?
— Обещаю, что сдержу этот недостойный порыв, что бы ты ни имела в виду. Все останется в сегодняшнем вечере.
— И в моей голове, — ворчливо добавляю я.
— Думал, ты легко выбрасываешь из головы мешающие воспоминания.
Артем аккуратно подбирает слова, чтобы не нарушить обещания, и эта прилежность забавит, но замечание вдруг поджигает фитилек мысли, которая давно крутилась в голове.
— Знаешь, что, — сообщаю я, и Артем вскидывает брови. — Считай, я оценила и твою заботу, и твою уступчивость, так что закончим кружить вокруг да около. Спрашивай.