Она хихикает, и я с энтузиазмом поддерживаю ее. Норка взирает на нас с выражением матери, позволившей детям немного воли подурачиться под ее присмотром.
— А ты, значит, переспала с Артемом, — не гася веселую волну, говорит Иринка. — Ну ты даешь, Лиз. Уела Аню. Вот это дерзость. И, что, как он? Стоил усилий?
— Я не ела Аню, не уела ее, то есть. Она вообще не при чем. Так как Вилену Камчатка? Фотографии присылает?
— Куда он денется? И фотографии, и видео, все как я прошу. Но я тебе не покажу. Камчатка на них как-то не попала. Так, а ты не увиливай. Я на твои вопросы отвечаю. И ты будь добра. А то все мимо меня проходит. Сбагрили меня в ванную, а сами мужика делите. Те еще подруги.
— Не делим мы никого. Мы обе поставили на нем точку. Давайте на этом все, и поедим.
— Ладно, точку поставили. А перед точкой что было? Давайте поедим, и вы мне все расскажите. Передавайте, гражданки, шампанское. Буду его вам открывать. Такие события надо отмечать. Так, вы же подумали о любимой подружке и припасли вино? Не забудьте, кстати, поблагодарить ее за то, что это все достанется вам.
— Это все достанется Ане. Я в завязке, — вставляю я, передавая бутылку.
— Вот еще, виновница торжества в завязке. Как будто тебе кто-то позволит.
— Я точно не буду пить. И есть тоже.
— Держу пари, у Лизы для всех есть вино в холодильнике, — веселится Норка. — И белое, и красное.
— Красного уже нет, — сгорая от стыда, шепчу я, осознавая, что мы сидим за столом, на котором несколько дней назад…
— А оно мне надо? — риторически спрашивает Иринка и достает прозрачно-желтую бутылку из холодильника.
— Пользуйся, Ирин, пока виновница придумывает, как выпутаться из истории, куда сама себя загнала.
Грозно хмуря брови, я выразительно смотрю на подругу, но та лишь пожимает плечами. На самом деле мне до безумия хочется сорваться и обнять ее. Закружить по комнате и кричать от облегчения. Лишенная ссор, наша дружба переросла во что-то обыкновенное, в часть нас самих, как рука или нога, и ведь мы редко размышляем, насколько ценно их иметь. Только сломав руку, мы понимаем, что без нее жить можно, но все обыденные действия будут даваться по-иному; только заковав ногу в гипс и взяв костыли, осознаем, чего мы лишаемся на ближайший месяц; только под угрозой лишиться друга во всей красе расцветает важность сохранить близость и непосредственность общения.
Норка, покачивая вилкой, с удовольствием перепирается с Иринкой о природе пристрастия той самой открывать бутылки. Да, есть у Иринки такая странность — она обожает выкручивать пробки, зачастую боем вырывая приговоренные к распитию бутылки из мужских рук. Иринка, все подтягивая полотенце на худосочной груди, показывает Норке язык и продолжает увлеченно колдовать над бутылкой.
— Может, у тебя где-то когда-то что-то застряло, а потом переросло в такую вот манию? — безынтересно интересуется Норка явно лишь ради Иринкиной реакции. — И теперь ты спасаешь бедные бутылки от страшных пробок?
Иринка, с глухим бабахом открывает шампанское и крутит пробкой у виска.
— Твои теории страшнее моих увлечений. Почему бы не быть проще и не предположить, что я просто люблю давать старт к отмечанию разных поводов? Я как тот арбитр, свистком сигнализирующий, что можно начинать, — она колышет дымящейся бутылкой. — А вообще, раз у Лизы в холодильнике маленький винный погребок, постращай и ее своими умозаключениями, пожалуйста. Я тоже тебя с удовольствием послушаю.
— Ну, с Лизой все понятно, у нее выдались тяжелые недели, — тут же отбивает Норка Иринкину подачу и подхватывает затертый специями мясной пласт. — Сама видишь, как выглядит наша девочка. Синяки под глазами, бледность, мусор в голове. Тут погребком вина не обойдешься. Тяжелая артиллерия нужна.
Иринка переходит к открыванию вина.
— Я уже вам сказала, что встала на дорожку здорового образа жизни, — миролюбиво отпинываю я претензию, следя, чтобы Норка наполнила только свой бокал. — Пью воду, ем салаты, возвращаюсь в зал. Ваша нездоровая еда не про мою честь. Шампанское тем более.
— Нет, не будет тебе никакого зала. Норка не дала заниматься мне, я не дам тебе. И бокал ближе к Ане. Хватит играть в недотрогу. Тебе еще рассказывать, как ты совратила укротителя надменности. Погоди, Лиза, — Иринка вдруг замирает посередине выкручивания пробки и растерянно говорит: — Он же тебе не нравился. Мы ведь вместе решили, что он мудак, снобисткий сноб и аферист. Тогда зачем ты с ним переспала?
Поперхнувшись шампанским, Норка требует повторить, как нарекла Артема Иринка. Та, ничуть не смущаясь, покладисто перечисляет. Норка восхищена. И это пошел только первый бокал.
Ответ на Иринкин вопрос глыбой перекатывается в голове, он действительно слишком плох, чтобы я согласилась его озвучить. Как спрыгнуть с этой иглы допытываний? Не дав придумать ничего путного, первой возвращается ко мне Норка и предлагает:
— Не хочешь наконец рассказать нам? Да, и мне тоже. А то я слышала версию сноба и афериста, хочу послушать, что скажет любимая подруга.