Предварительно обречен (СИ)

Он целует внезапно и торопливо, обхватив затылок, чтобы я даже не помыслила попробовать отстраниться. С движениями его языка в мой рот переливается лава нетерпения, течет по горлу вниз, раскаляя нутро дразнящей щекоткой желания. Я, так и не успев положить пудреницу, оглаживаю кулаком спину, выпирающие лопатки. Пудреница выскальзывает из руки и с грохотом разбивается о пол. К черту ее, только бы Венера не додумалась прийти проверить, что за шум. Я сминаю ткань рубашки, а потом, выпростав полы, подбираюсь к коже. Она горит, пылает, покалывая жаром пальцы. Я отвечаю на поцелуй, который становится все более властным, требовательным и голодным. Артем быстро спрыгивает со стола и, не отрываясь ото рта, сажает меня на край. Бедро втирается между колен, ноги разъезжаются.

— Здесь не место, — захлебываясь в поцелуе, хриплю я.

На краю сознания вспыхивает слабая искра благоразумия и гаснет, не в силах противостоять исступленным действиям мужчины.

— Место, — отрезает Артем тяжелым незнакомым голосом.

Рука забирается под юбку, проходясь по обнаженным ногам, и дальше. Охнув, я падаю назад, ударяясь локтем о поверхность, но разве можно думать о таких мелочах, когда надо мной нависает исчерканное исступленной эйфорией лицо, когда пальцы танцуют внутри тела, и им вторит язык в глубине рта, когда два тела требуют насыщения, и получают его, пронзительное, знакомое, неминуемое.

24.

— Получается, он точил зуб на тебя, а мне отводилась роль награды. Хотя за награду же не платят денег. Знаешь, во сколько он меня оценил?

— Думаю, дорого, — рассеяно говорит Артем, бегая пальцами по экрану телефона.

Тап-тап-тап.

— Ты не романтик.

— Что романтичного в том, что он предложил тебе стать его любовницей?

— Твоя реакция, конечно. Если я не слишком спешу.

Он отрывается на мгновение и осеняет меня бодрой улыбкой.

— Семь лет нагонять, так что не сдерживайся.

— Ах, как мило, — я строю глуповато-восторженную рожицу и снова притягиваю меню. Страшно хочется пить. — Я закажу холодный коктейль.

— В десятку? — спрашивает Артем и на мой непонимающий взгляд добавляет: — Он оценил тебя в десятку?

— Ну, наполовину угадал. Я очень, очень дорого стою, — веселюсь я, и Артем поддерживает меня коротким смешком, но основное его внимание по-прежнему в телефоне, куда я по его просьбе скинула все, что получила от китайского друга.

Едва мы оторвались друг от друга в кабинете, как в желудке взбунтовалась волна нестерпимого голода. Артем с влажным отблеском на лбу приводил в порядок дыхание и одежду. Влажные салфетки все же понадобились. Наскоро затерев пятна, я принялась за размазанный макияж, но, поорудовав салфеткой, скорее осталась совсем без него.

— Тебе так лучше, — подбодрил Артем. — Выглядишь той самой вчерашней студенткой. Эх, какие были времена!

За это он получил салфеточным комком, но как любой обессиленный страстью мужчина мгновенно стал миролюбивым и покладистым. Салфетка отправилась в корзину, а осуществивший бросок Артем с сытой улыбкой дозаправил рубашку в брюки и, оглядев кабинет с видом, будто только что вошел, предложил принести холодной воды. Такая была только в кулере, и, чтобы ее набрать, пришлось бы идти в общий зал, где сидели с десяток менеджеров. Чутье подсказывало, что появляться сейчас перед ними плохая идея, поэтому я непререкаемым тоном сообщила, что воду он получит в кафе, а к ней может попросить что-то посущественней.

Так мы, минуя пустое кресло Венеры (Господи, спасибо!), оказываемся на воздухе, под белесым небом с голубыми просветами. На горизонте меж высоток занимается темная синь. Недавний пот иссушивается, утренняя спрессованная духота замещается тонким ветерком.  К ни го ед . нет

Дорога до ближайшего кафе занимает несколько минут. Я всерьез раздумываю взять такси и быстро съездить домой освежиться. После таких маневров, как сегодня, продолжать работать, не встречаясь с душем, кажется непосильной задачей. Но сначала надо напоить нас водой. А лучше накормить обедом.

Мы располагаемся на летней веранде под соломенной крышей. Если закрыть глаза и уши, то можно почувствовать себя на поле в период сбора пшеницы. Эфемерные колосья колют шею, как раз там, куда недавно впивались губы Артема. В ожидании заказа перегибаюсь через утрированный плетеный заборчик, за которым расставлены ящики с яблоками, от них исходит горячий дух летнего сада. Это лето невообразимо настоящее. За долгое время я вдруг осознаю, что хочу утащить жизнь подальше отсюда, туда, где можно было бы врасти в раскаленный песок и бесконечно слушать плеск волн.

Мне приносят ледяной свекольник, а Артему три бутылки негазированной воды и салат. На какое-то время мы отдаемся еде с не меньшей страстью, чем недавно друг к другу.