Меня веселит эта перемена. Я смотрю на Норку. Что я слышу? Она сопереживает? Норка, которая самолюбие возвела в ранг религии? Она переживает за какой-то проект, о котором не знала еще неделю назад? Кого ты хочешь обмануть? Пелена ярости вкупе с горечью вдруг спадает с глаз. Я отчетливо вижу признаки манипуляции. Он явно начал какую-то игру. И даже не думает таиться.
— Переживаю — громко сказано, — говорит Норка. Она не была бы собой, если бы не отвергла столь нелепую попытку сделать ее причастной к тому, что ей искренне неинтересно. — Я плохо понимаю, о чем идет речь, — это признание уже адресовано мне, в голосе извиняющиеся нотки. Еще бы, мы не готовы конфликтовать из-за какого-то постороннего мужика. — Поэтому, если тебе неудобно это предложение, то и закончим на этом.
— Мне неудобно, — тут же вырывается у меня. Я зло и победоносно смотрю на Артема. Придурок, ты плохо знаешь свою Аню и то, что мы растили долгие годы.
— Что ж, ваше право. Все же уверен, вы отличный специалист, — покорно заявляет Артем, и только я знаю тайный смысл фразы. Она похожа на бросок копья, призванного не убить, но неприятно ранить. Ритмика его речи подтверждает, что он далек от примирения с моим отказом.
— Лиза давно не занимается подобным, — говорит Иринка. — Надо было раньше ее нанимать. Когда у нее было время на такие халтуры. А сейчас она занята. Создает умные системы для домов. Заинтересуйтесь лучше этим. Очень перспективное направление, между прочим.
Я мысленно закрываю глаза. «Конечно, спасибо тебе, подруга, за попытку помочь, но сейчас лучше бы ты молчала».
— Создает умные системы, — повторяет Артем. — Это впечатляет, согласен. Я подумаю, Ирина. Меня всегда занимали перспективные направления.
В голосе мед, но я чувствую, как остро пахнут капли дегтя в нем. Как скоро он не выдержит и ударит? А ведь сейчас я не готова к сражению. Что тогда? Бежать? При мысли о бегстве меня передергивает. Этот опыт с Артемом мы тоже прошли.
В возвышении над головами возникает официант, разряжая обстановку. На подносе у него разноцветные бокалы. И пара плоских тарелок с закусками. Я получаю наконец свой коктейль. К горящему зуду на ладонях и колене добавляется жар внутренний.
Иринка требует информацию, из дикой или домашней утки у них конфи. Официант этого не знает. Норка расслабленно пьет мартини. После шести она обычно не ест, благосклонно соглашаясь только на легкий алкоголь. Для нее произошедшее — дело законченное. Для меня же только начинается.
— Домашняя утка, по-любому, — заключает Иринка, едва официант отходит.
— Я говорила Вилену, что этот ресторан давно испортился, — невпопад заявляет Норка.
— Вилен тебя понял, — говорит подошедший Вилен. — И даже согласен. Больше сюда ни ногой. Как вернусь, выберешь ресторан для моей встречи.
Я не понимаю, шутит он или всерьез, но Норке, судя по ее горделивому виду, приятно.
— Ты еще вернись сначала, — фыркает Иринка, но я понимаю, что ей хочется задать другой вопрос. И много, очень много вопросов. Только вот женское самолюбие мешает.
Алкоголь на пустой желудок расслабляет, я чувствую, как голову наполняет легкость и смешливость. Мне хочется обнять Иринку и сказать ей, что Вилен уезжает не для себя, а для нее в первую очередь. И я знаю, что она покивает мне, но останется при своем мнении. Мне хочется потрепать Вилена по плечу, ведь он совершает очень мужественный поступок. И только слепой не заметит, как ему не по себе сейчас. А еще хочется схватить Норку и выдернуть ее из отношений.
Так, стоп. Я перевожу глаза на Артема. Тот сидит, откинувшись на спинку кресла, и бесцеремонно наблюдает за мной. В руке бокал со светло-коричневой жидкостью. Его глаза будто стеклянные, но за стеклом хлещет огненными всполохами буря. Они все ближе, тянутся по воздуху искрящимися плетьми. Шум вокруг затихает, утекают вдаль голоса друзей. Мы остаемся один на один.
Пламя зарождается на переносице и быстро, как от ветра, разбегается по лицу, сразу во все стороны, захватывая нос, щеки, губы, лоб. Вспыхивают брови — мертвые серые нити кружат, медленно оседая, — за ними уши, шея, трещат волосы — все ниже и ниже катится сжигающий вал. Уже невозможно вздохнуть, перед глазами оранжевое буйство, а сладкая муть плавит желудок. Как много пепла от меня останется? Как скоро?
Иринка хлопает меня по плечу.
— Пойдем освежимся.
Я выдыхаю и неуклюже выбираюсь из-за стола. Я чувствую себя ведьмой, которую только что сожгли на костре.
3
Мы выходим на террасу. Вечер натекает на город темной рекой. Улицы расплываются, тонут в огнях сквозь густое марево брызг. Ноги под влажной юбкой неприятно холодеют.
— Думаешь, он мне назло?
Иринка, обхватив перила, покачивается на пятках. Я подставляю лицо влажному ветру, и по воспаленной коже рассыпаются поклевывающие невидимые капли. Снова, к счастью, пробирает мыслями трезвость. Вопрос Иринки риторический, но она ждет ответа. Беда этой бывшей пары в том, что подруга видит Вилена только через призму себя. Ей страшно признать, что, несмотря на остаточную близость, он хочет дышать и своим воздухом.