Я положил трубку. Следующие несколько минут я потратил впустую, жалея себя. Потом я решил позвонить Полли, но не сумел вспомнить номер. Номер был записан на листе бумаги, который лежал в моем бумажнике. А бумажник был по крайней мере был раньше – во внутреннем кармане пиджака. А пиджак находился в ванной, где его бросил Фрэнк. Я собрался с силами и отправился в ванную.
Бумажник – естественно, совершенно мокрый – был в кармане. Я извлек и развернул лист с телефонными номерами и с облегчением убедился, что записи прочесть можно.
Я не успел произнести ни слова. Полли Пэджет раздраженно заявила:
– Я уже закончила работу и собираюсь уходить.
– Вместо меня придет мой друг, – сказал я, – Стивен Люс. Он будет с минуты на минуту. Пожалуйста, дождитесь его.
– Ну, хорошо.
– И еще. Не могли бы вы дать мне номер телефона Йена Янга? Домашний, я имею в виду.
– Подождите. – Она опустила трубку на стол и вскоре продиктовала мне номер. – Его квартира здесь, в посольстве. Насколько я знаю, обычно он проводит уик-энды дома. Как, впрочем, большинство из нас. В Москве почти ничего не происходит.
– Я думаю, леди, что вы на сто процентов не правы.
Вскоре явился Стивен и привел с собой Гудрун. Отпущенное мне время я потратил на то, чтобы переодеться в сухие трусы, брюки и носки и лечь в постель. Я пренебрег советом Фрэнка насчет горячей ванны, так как, подобно Офелии, имел основания считать, что воды с меня и так достаточно. Было бы чертовски глупо лишиться сознания и утонуть среди сверкающего белого кафеля.
Как только Стивен увидел меня, с его лица сразу же исчезла радостная улыбка.
– Да вы просто труп ходячий! – воскликнул он. – Что произошло?
– Вы принесли факс?
– Да. Это целая простыня. Сядьте, а то упадете, когда увидите этот меморандум.
Гудрун изящно расположилась на диване, а Стивен плеснул виски в стаканы для чистки зубов. Я вернулся на кровать и указал пальцем на пятно на стене, где скорее всего был спрятан микрофон. Стивен кивнул, взял магнитофон, включил его и приложил к стене. Ни звука.
– Выключен, – пояснил Стивен. – Рассказывайте, что случилось.
– Скандал... – неопределенно ответил я, помотав головой. Не хотелось втягивать Гудрун в происходящие события. – Скажем... Скажем так: я все-таки здесь.
– И мы не хотим никакого шума? – спросил он со своим комичным русским акцентом.
– На то есть причины. – Я попытался выдавить улыбку.
– Они должны быть очень вескими... Ладно, держите свежие новости из дома.
Стивен вынул из кармана конверт и бросил его мне. Я по привычке попытался поймать его правой рукой, промахнулся, и он упал на пол.
– У вас пальцы разбиты! – тревожно воскликнула Гудрун.
– Немного ссадил, – пробормотал я, вынимая из конверта бумаги. Как Стивен и предупреждал, там была внушительная стопка. Хьюдж-Беккет демонстрирует усердие, хмыкнул я про себя. Но вскоре выяснилось, что я был не прав. Работа была высший класс.
– Пока я буду это читать, не могли бы вы посмотреть эти штучки? – Я указал на жестянку из-под леденцов и кучку Мишиных бумаг. – Переведите их для меня.
Они принялись рассматривать бумажки, передавая их друг другу и негромко переговариваясь. Я в это время читал первую часть сообщения. В ней исчерпывающе излагалась история жизни Ганса Крамера, причем подробностей было гораздо больше, чем я мог ожидать. С трехлетнего возраста он начал выигрывать призы на пони. Учился в восьми различных школах. Похоже, что он был болезненным ребенком. По крайней мере, до двадцати пяти лет он часто обращался к врачам, но годам к двадцати восьми, похоже, перерос свои болячки. С этого времени интерес Крамера к лошадям заметно усилился; и он начал выигрывать соревнования высшего уровня. Два последних года – до самой смерти – он непрерывно ездил по всему миру, выступая то в личном зачете, то в составе сборной команды Западной Германии.
Далее следовал абзац под заглавием "Свойства характера". В нем, вопреки обычаю, о мертвом говорили довольно плохо.
"Отношения с товарищами по команде напряженные. Характер сложный. В обращении холоден. Друзей не имел. Увлекался порнографией, как связанной с изображениями женщин, так и гомосексуальной, но сексуальных связей за ним не замечалось. Можно было подозревать стремление к насилию, но в целом свое поведение вполне контролировал".
Далее следовало краткое сухое сообщение:
"Тело было возвращено родителям, проживающим в Дюссельдорфе, и кремировано".
В сообщении было еще много что почитать, но я отвлекся от факса, чтобы взглянуть, что делают Стивен и Гудрун.
– Что вы накопали? – поинтересовался я.
Четыре автографа немцев. Написанный по-русски список щеток и всяких других штук для ухода за лошадьми. Другой список, тоже по-русски – время и, видимо, занятые места – наверно, относился к конным соревнованиям. Там было написано: "кросс, старт в два сорок, не забыть подготовить комплект для взвешивания". Оба списка скорее всего составил Миша. Это был своего рода дневник. Там было записано, что он делал с лошадьми, чем их кормил, и, пожалуй, больше ничего такого.
– А что насчет бумажки из коробки с леденцами?