Предвестники конца: Развеивая золу

Вместе с Вальгардом мы стянули с Эймунда одежду и омыли, убирая остатки грязи и налипшие волосы, а затем уложили на чистые покрывала, которые брат забрал из дома. На открытые раны наложила куски хлеба с плесенью, что не должны были дать развиться болезни, а порезы и руки решили покрыть тонким слоем мази, рецепт которой подтвердил Вальгард, вспоминая рассказы бывалых моряков: мёд, лук и чеснок. Кожу наверняка жгло от этой смеси, но её эффект я видела сама у Этны, когда она порезалась об нож. Смоченные в отваре ромашки бинты легли на лицо, а дальше брат сам переодел колдуна ниже пояса и оставил отдыхать.

В приятной тишине мы убрали всё со стола и простирали грязную одежду, оставляя её сушиться позади дома.

— Харальд попросил только о ежедневных докладах, и ничего больше? — осторожно начала я, уплетая копчёную форель с кислой капустой и петрушкой. Ужин брат забрал из дома, сразу объявляя, что мы не вернёмся ночевать.

— Любопытство погубило кошку, Астрид, а тебе, кажется, потрясений должно было хватить, — процедил Ледышка, потягивая ячменное пиво и жуя рубленный овечий ливер.

— Но ты обещал рассказ о своих приключениях и объяснение угрозам Дьярви, которые явно не принёс на хвосте Ауствин.

Сокол мирно спал под потолком, не обращая на нас никакого внимания. Эймунд по-прежнему дремал, но я знала, что он в порядке и просто позволял телу восстанавливаться самостоятельно, подслушивая. Интересно, моё выздоровление произошло так? Сейд излечил, хоть перед этим сам и покалечил? Вот проснётся колдун, и спрошу. За всё ответит.

— Всё, что я сейчас тебе расскажу, не должно покинуть стен этого дома, Астрид, — Вальгард нахмурился, не сводя с меня глаз, и я кивнула, буквально ощущая его тревоги и терзания. Промочив горло пивом, брат пустился в рассказ.

Перед отъездом в Хваланд отец начал вести себя странно: постоянно заверял, что всё будет хорошо и у Норн всегда есть план на грядущий день, а после о чём-то долго шептался в тени ясеней с Эйриком Высоким. Они вместе воевали против Ролло, а значит, были давно знакомы, однако что-то не давало брату покоя: хэрсир будто едва сдерживался от радости, слушая ярла. А когда драккары были нагружены и отряд был собран для возвращения в клан Ворона, конунг Харальд благословил Вальгарда и прошептал украдкой, что против него готовится заговор.

— Он сказал, это так спокойно и уверенно, будто знал, кто убийца и когда будет нанесён удар, — мрачно усмехнулся Вал. — А напоследок и вовсе прошептал: «Всегда помни, что семья не должна предавать». Уже тогда я стал подозревать отца. Он ведь всю жизнь пытался подобраться как можно ближе к престолу и отдал меня на воспитание лучшим воинам и наставникам, обучая наравне с Сигурдом. Постоянное соревнование закаляло, но только мне не нужен был выигрыш в отличие от «несущего победу».

Дьярви всегда чувствовал себя униженным из-за низкого происхождения матери — рабыни, которая подарила ему двух детей и умерла от чахотки. Он стремился выйти из тени и добиться признания отца, чего бы ему это не стоило. Достаток, высокое положение в обществе, деньги — у хэрсира было всё, однако ему было мало. Он мечтал, чтобы его сын взошёл на престол и стал достойным конунгом, доказывая, что наследные конунги — отвратительные правители.

— Я давно подозревал подобные намерения отца, — признался Вал, попивая пиво и щурясь от искр огня. — Однако не думал, что он всё же решится. Тем не менее его поведение и слова Харальда лишь убедили в замыслах, и мне впервые стало страшно от полной беспомощности в чужом Хваланде. Единственным верным другом оставался мой второй капитан — Ивар Тихий. Только он и зреющий заговор — вот что окружало меня по дороге к Воронам.

Об Иваре мало кто знал: соседский парень, так умело управляющий ножами, что перерезал глотку собственному дяде за осквернение могилы одним ударом в семь лет. Брат ценил друга за верность и подмечал тихий шаг, что делало его прирождённым лазутчиком.

— Хваланд — это вереница гор и выплюнутые поселения по всему берегу, — рассказывал Вальгард. — Вечные ветра и пронзающий до костей холод. Куча мелких лодок, будто чайки, качающиеся на ветру, и озлобленные люди. Они никому не верят и никогда не улыбаются, ходят в раскрытых рубахах и жилетах, постоянно кашляя, но обязательно надевают покосившуюся шапку. — Он усмехнулся, отдаваясь воспоминаниям. — Горы и холмы представляют собой весь остров, так что люди вгрызаются, как черви, в жалкие клочки земли. Главный город стоит на вершине, на которую можно взойти окружной дорогой или на хилом подъёмнике, который чудом выдерживают верёвки.