Предвестники конца: Развеивая золу

— Значит, решено, — Харальд встал. — Рефил отправляется в Хваланд и вместе с травницей пытаются разузнать всё у Эйрика. Ивар приглядывает за Бьёрндалиром. К нам должен пожаловать ярл Змеев с интересными сведениями, а Вальгард пока что будет пытаться стать достойным хэрсиром. А что касается вас, — Харальд перевёл взгляд на нас с Эймундом, — я попрошу использовать сейд во имя защиты Виндерхольма. С этого дня дарую вам своё покровительство как доверенным ведущим.

Казалось, в тот момент я забыла, как дышать от удивления. Была ли удостоена таких почестей Тьодбьёрг — не знала. Однако ей доверяла Рангхильд, а Харальд… Что ж, видимо, теперь нет. Однако если Эймунд — талантливый и могущественный колдун, то я абсолютно никто в сравнении с ним. Или Харальд надеялся окружить себя полезными людьми, лишь бы только остаться в живых?

— Умница, Астрид, — насмешливо бросил Эймунд. — Добро пожаловать в новую жизнь, недоведущая.

Глава 13

Как и распорядился Харальд, так и завертелись наши жизни, следуя новому пути. Новость, что Вальгард стал новым хэрсиром, была встречена неоднозначно: с одной стороны, он казался достойным сыном своего отца, а с другой — считался слишком юным и неопытным для роли главнокомандующего. Тем не менее конунг созвал большое собрание, где объявил о своём решении, а также раскрыл людям правду о гибели отряда Дьярви. За голову Ролло была назначена солидная награда, что позволила бы прикупить целый одал. Люди роптали и возмущались: старый враг ожил и вновь грозил их мирной жизни. Конунг умело напомнил, что в сложный час необходимо сплотиться перед лицом угрозы и сохранять бдительность, ведь «только вместе нам дано противостоять всем невзгодам».

Сигурд, прознав про назначение нового хэрсира, очень холодно поздравил брата, скрепя зубами в подобии улыбки. Пропасть между ними раскрывалась всё больше, заставляя меня нервничать. Харальд запретил сыну пока что отправляться на охоту, помня об угрозе, и загрузил его делами столицы, из-за чего Болтун ходил мрачнее тучи.

Единственное, что его радовало по-настоящему, — присутствие подле Лив, которая стала всё чаще сбегать к нам. Её отец отправился в набег, желая притупить боль, как он сказал конунгу, и Бьёрнсон осталась одна под надзором какого-то там воина, что даже не удосужился ни разу заглянуть к ней. Правда, Лив была несказанно рада, ведь опасалась его, так что она теперь занимала соседнюю со мной комнату в нашем доме. Этна была рада окружить её заботой, постоянно болтая обо всём на свете и обучая домашнему хозяйству. Лив с восторгом погрузилась в готовку, уборку и даже начала шить рубахи, но никогда не забывала про тренировки и выгоняла меня, упражняться с луком и мечом. Наша маленькая жизнь вроде бы пошла новым курсом. И что меня беспокоило больше всего — взгляды подруги на Вальгарда. Она не пропускала ни одного слова, когда брат рассказывал за ужином истории, и открыто глазела на него, пока он надевал доспехи с мечом или же начищал топор. Однажды Вальгард вместе с трэллами убирал привезённое сено, раздевшись по пояс, и Лив пялилась, чуть ли не пуская слюни.

— Оса в рот залетит, — пристыдила её, заставляя залиться смущённым румянцем и скрыться в доме.

В тот же день решилась переговорить с ней о чувствах, раз уж она так глупо попалась. Мы сидели в тени деревьев в роще Фрейи и слушали песни птиц, а где-то в небе кружил Ауствин. Обычно он парил целыми днями на свободе, а ночью возвращался ко мне, обосновавшись под крышей.

— Ты ведь не станешь отрицать, что знаешь про симпатию Сигурда к тебе, — начала я. — И не сможешь отвертеться: я видела, как ты смотришь на моего брата.

Лив сжала на коленях нежно-розовое платье, на котором сама вышила вереск. Цвет шёл её коже и рыжим волосам, а я избегала его, отдавая предпочтение синему и голубому.

— Только не смей судить меня, Астрид, — ощетинилась Бьёрнсон. — Я тоже не ослепла и видела, как ты любуешься Эймундом. Так что не пытайся сейчас казаться порядочной и правильной.

Возразить было нечем: колдуна стало так много в моей жизни, что мысли о нём окружали всегда и везде. Но я не мечтала ни о поцелуях, ни об объятиях — нет. Больше волновали его слова: что он сказал бы, увидев, как две бабки спорят, кто из богов сильнее и кому значимее жертву принести; или усмехнулся бы, если бы слышал, с какими жалобами крестьяне приходят к конунгу. Волновала его оценка окружения, уроки, наставления и знания, но никак не трепет, что вспыхивал в груди, стоило вспомнить тот лёгкий поцелуй и объятия. Эти мысли я гнала прочь, не смея надеяться и мечтать. Однако в последнее время Эймунд чаще пропадал то в лесу, то в своём доме, говоря, что занимается колдовством и хочет кое-что проверить. Со мной он не спешил делиться знаниями и сократил занятия, заставляя тревожиться: что, если надоела, или он устал? Сейд я стала понимать лучше, но по-прежнему было слишком много всего, что скрыто за невидимыми печатями незнания: нанесение рун, гадания, создание отваров и много другого.