Предвестники конца: Развеивая золу

— Нидавеллир? — переспросила я, не оборачиваясь. — Никогда не слышала такого названия.

Эймунд тихо рассмеялся, делая шаг назад:

— Неудивительно. — Я обернулась, чуть выгнув бровь в ожидании пояснений. — Нидавеллир — столица Свартальвхейма, замурованная глубоко под землёй вместе с её жителями. О ней мало, кто ещё помнит.

— Кроме, конечно же, тебя, — фыркнула я, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Ещё скажи, что это утерянная правда, которую ты тоже слышал от какого-то там колдуна непременно в отдалённом уголке Риваланда.

Эймунд вдруг наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне, и прошептал:

— Дерзишь, маленькая недоведущая. Мне нравится.

И он рассмеялся, заставляя меня растерянно хлопать глазами и ловить воздух, потому что, кажется, опять забыла, как дышать. Колдун вальяжно прошёлся до корзины, раскрывая её и тут же закидывая в рот горсть крыжовника.

— Зачем пришла? Соскучилась?

Сплошная насмешка. Он игрался со мной, прекрасно читая как открытый свиток чувства и эмоции. Наверняка видел, как вспыхивал сейд, разгораясь ярче рядом с ним. Поправив косу, будто прогоняя мысли, встала напротив:

— Где ты был два дня?

— Дела, — отмахнулся он, опираясь локтями на стол позади и закидывая ногу на другую. — Лучше скажи: смогла прочувствовать все эмоции Торви с браслета или провозилась с Лив?

Пару дней назад Эймунд отдал мне браслет, что Харальд подарил колдуну, и велел распознать все воспоминания, которые тот хранил в себе. Но сколько бы я не крутила золотой ободок, ощущала только горечь и злость.

— Она была обижена, когда вернула браслет обратно, — отчиталась я. — Не вижу той любви, о которой ты говорил.

— Видишь, просто не понимаешь, — отозвался он, маня рукой сесть рядом. — Вот, возьми и расскажи, что чувствуешь, — колдун снял с пальца золотое кольцо, которое носил крайне редко, и вложил в мою ладонь.

Как Эймунд учил, закрыла глаза, прислушиваясь к сейду. Он, будто река, разливался повсюду и наполнял всё собой. Эймунд переливался искрами огня, что согревал, словно в ненастный день; дом по-прежнему хранил отголоски травницы, сверкающей зеленью растений и пахнущей цветами, а себя я упорно видела в мерцании Полярного сияния. Сосредоточившись, обратилась к кольцу: оно было тёплым, как и его владелец, но в то же время от него веяло холодом, царапающим и глубоким, словно вода медленно промерзала всё глубже и глубже. Контролировать дыхание, позволить сейду убаюкать меня на невидимых качелях и принять его — шаг за шагом следовала наставлениям. И вдруг перед глазами замерцали образы: плеск воды в гроте, мужчина с рыжими волосами кричит на кого-то, а после душераздирающий вопль и запах обгорелой плоти. Боль — невыносимая и уничтожающая. Я погибала, сгорала заживо. Воздух резко стал тяжёлым, я не могла сделать и вздоха, как Эймунд притянул к себе и, поглаживая по волосам, прошептал:

— Тише, недоведущая. Ты здесь, со мной — в безопасности. Никто не тронет тебя.

Меня пробила дрожь. Ужас и страх были настолько велики, что трясло, словно в припадке. С этим кольцом явно что-то было не так: слишком мрачная и злая история.

Эймунд осторожно опустил меня из объятий и протянул бурдюк с водой, ловко надевая кольцо обратно на палец.

— Откуда оно у тебя? — прохрипела я, сделав глоток.

— Долгая история, расскажу в другой раз, — и снова напускное спокойствие, будто всё это пустяк и ничего более. — Важнее иное: ты ощущаешь и концентрируешься на самых сильных воспоминаниях и эмоциях, однако есть и иные — более глубокие. Тоже самое с браслетом Торви: да, она злилась, когда возвращала его, точнее швыряла в ноги Харальду, но была и радость, ведь это свадебный подарок. Попробуй ещё раз.

Кивнув, я отложила бурдюк и вытащила из сумки браслет, пытаясь заново окунуться в сейд. Тело ещё дрожало, помня прошлый опыт, но нужно было перебороть себя. Вдох-выдох, и так по кругу, пока вновь не различу переливы колдовства. Время замерло, оставляя наедине с сейдом и воспоминаниями, хранящимися в браслете. Торви швырнула его в ноги Харальда, когда он женился на Рангхильд. Злоба, отчаяние и слёзы душили её в тот момент, пока она кричала и оскорбляла мужа, проклиная его. Я нахмурилась: слишком яркие образы не позволяли погрузиться в ранние воспоминания.

— Не ломай сейд и не наседай, а позволь ему провести через все оттенки чувств к нужному тебе образу, — наставлял Эймунд, и я слушалась, не желая нагло вторгаться в магию, как это делала Тьодбьёрг.