Худой забор защищал путников на крутых подъёмах, пока дорога изворачивалась на горных выступах. Одинокие пастухи отдыхали на полянах вместе со стадом и собаками, что резвились у ног хозяев. Несколько гружённых тележек катились нам навстречу, сотрясая тишину грохотом колёс об камни. Иногда в сторонке у дороги встречались разрушенные сараи и сломанные бочки, ящики, среди которых виднелись и кости — жертвы грабежей или же нападения хищников. Ромашки терялись среди буйства вереска, колокольчики с ирисами разбегались в разные стороны, и впереди высился грозный пик горы. Вершина её была усыпана елями и снежным одеялом, в которое Тролльтинд куталась, не признавая тепла. Горные узкие реки обтачивали камешки, устремляясь к морю, словно заблудившиеся дети к матери. Лошади потеряно топтались подле берегов, ожидая появления всадников, однако брошенная стоянка намекала, что они никогда больше не вернутся.
— Можем ли мы забрать их с собой? — предложила Лив, видимо, разделяя мои мысли и переживания.
Вальгард покосился на Сигурда, ожидая решения, и только после его согласия воины осторожно приблизились к брошенкам. Повстречали ли их хозяева хищников, стали ли жертвами грабежа или простой неосторожности — знали только Норны и сейд, что помнил каждого. Я украдкой посмотрела на Эймунда, будто спрашивая разрешения, но он только покачал головой: колдун переживал, что придётся потратить много сил, если вдруг на нас решатся напасть. Однако пока что всё шло тихо. Даже слишком тихо, чтобы поверить в правду. Дорога разделялась на тропы, порезанные глубокими следами телег и утоптанные шагами сотней ног и копыт, но мы двигались дальше прямо, приближаясь к Тролльтинд.
Ноги порядочно затекли, но я молчала и благодарила своё упрямство: утром долго спорили с Лив, что лучше надеть в дальний путь. Победил мой хмурый взгляд и рубахи со штанами, а не платья с их длинными подолами — Бьёрнсон, по всей видимости, хотела покрасоваться перед Ледышкой. Вот только сидящая в непонятной позе девица — мало кого впечатлила бы, разве что дала бы повод для смеха. Вальгард с Эймундом неизменно отдавали предпочтения синим и зелёным рубашкам с вышивкой и чёрным штанам и сапогам, будто отрицая наличие других цветов. А вечно богато разодетый Сигурд сегодня неожиданно облачился в бордовую рубаху и угольные штаны, не украшая себя ни яркими красками, ни золотыми кольцами. И единственное, что нас всех объединяло — кольчуга и наручи, от которых было невыносимо жарко, но выбора не было.
Сигурд неожиданно пустил лошадь подле меня, заговорщицки наклоняясь:
— Вальгард говорил, что ты теперь опасная ведущая, которая с лёгкостью может прикончить на месте. Это так?
Я прищурилась: как же говорил ему брат — наверняка опять сплетни собирал, как девки, стирающие бельё, но вслух сказала лишь:
— Проверить хочешь? А выдержишь ли?
Сигурд лукаво улыбнулся, принимая вызов и протягивая ладонь:
— Шептались, будто ты умеешь обжигать одним прикосновением. Покажешь старому другу, чему научилась?
Закатила глаза от досады: значит, источником его сплетен стала или Сигрид, или стражники, что видели наше с ней столкновение, или же Тьодбьёрг, которая наверняка могла нашептать Рангхильд небылиц. И почему у всех языки вечно страдают от чесотки?
Желая подшутить над Сигурдом, я стиснула его ладонь и велела закрыть глаза, чтобы не мешал. Хотела лягнуть его лошадь и отправить вперёд, как вдруг Харальдсон недовольно процедил:
— Странная твоя магия, Златовласка. У меня от неё нога зудит.
— Конечно, чешется, — насмешливо проговорил сзади Эймунд. — У вас по ней уж ползёт.
Сигурд в ужасе распахнул глаза, вырывая руку, и принялся стряхивать с себя невидимую змею, что оказалась колючками репейника. Дружный смех пронёсся по округе, заставив Харальдсона поджать губы и раздражённо фыркнуть:
— Посмотрите на них: весело им надо мной издеваться! А если бы это была реальная змея, а?
— Ты бы справился с ней в один взмах сапога, — усмехнулся Вальгард.
— Только смотри, чтобы сапог не улетел от твоих брыканий, — добавила Лив, всё ещё хихикая.
И пусть слова её были смешны, я явно ощущала досаду и обиду, которые испытывал Сигурд. Наверняка, он хотел бы, чтобы Бьёрнсон ехала подле него, но она упорно избегала его и держалась рядом с братом. Пара слов, которые она соблаговолила сказать, были для Харальдсона словно кость для голодной собаки. Я сочувствующе посмотрела на Болтуна, но наткнулась на недобрый прищур.
— Ты изменилась, Астрид. Стала более дерзкой, хотя, казалось, куда ещё больше, — процедил он ядовито, словно я была виновата в шутке Эймунда. — На сей раз в случае опасности не упадёшь в обморок?
Подло. Не ожидала от него такой низости, учитывая, сколько раз Харальдсон голосил о нашей дружбе, а теперь разбрасывался такими фразами. Пока перебирала варианты более колкой фразы, Эймунд надменно произнёс, подъезжая к нам:
— В прошлый раз рядом с ней не было меня. На сей раз волноваться нет причин. Впрочем, Астрид и без моей помощи запросто теперь опалит чью-нибудь смазливую морду, которую не учили держать язык за зубами.