Предвестники конца: Развеивая золу

Мгновение на решение, и я стиснула кулаки, цепляясь в сейд: справлюсь. Контролировать дыхание и мысли. Представила, как земля дрожит у нас под ногами, как рушатся камни, и воины падают, крича от боли. Чёрные, золотистые и синие нити сейда сплетались воедино, и я выставила руки вперёд, словно бросала во врагов валуны один за другим и хоронила их живьём, лишь бы больше не слышать их мерзких голосов. Сейд пульсировал в ладонях, норовя вырваться наружу, и, не встретив преграды, обрушился на воинов. Глаза ослепила яркая вспышка, и в следующий момент силы резко оставили меня.

Голоса доносились словно из другого мира. Эймунд удерживал меня, помогая сесть, а напротив спорили Вальгард и Сигурд. Шестеро пленных стояло на коленях, едва держась: мечи и топоры оставили на них глубокие раны, у одного стрела торчала из плеча, а другие пугали ссадинами и царапинами, от которых не осталось и живого места. Лив бинтовала ногу, и ткань тотчас окрашивалась в багряный.

— Перенапряглась, — Эймунд поджал губы, отдавая мне платок. — Кровь из носу хлещет — неугомонная.

Голова кружилась, но я осторожно поднялась, вытираясь и замечая, что все даже успели одеться — даже меня привели в достойный вид. Сколько же провалялась без сознания, слабачка? Стоило встать, как перед глазами всё потемнело, и рвота обожгла горло, однако сдержалась, разглядывая округу, что превратилась в сплошной хаос: всюду валялись ветки, раскрошенные камни и глубокие борозды вспахали землю. Ошарашенно взглянула на Эймунда, но он лишь подмигнул и кивнул на спорящих. Подле них стоял Матс и его хускарлы, поглядывая на бывших товарищей с тоской и болью. Их некогда верный союз теперь распался, и каждый сделал свой выбор.

— Они посмели предать меня и напасть! — вскричал Сигурд. — Это переворот и неслыханная дерзость, за которую полагается медленная казнь. Да им всем надо вспороть животы и подвесить на деревьях вместе с уже сдохшими, чтоб остальным было неповадно.

Вальгард покачал головой:

— Они сдались, Сигурд. Их и без того ждёт позор, а большинство не доживёт и до утра. Что толку от трупов, висящих здесь, в неведении от остальных?

— А ты что же предлагаешь оставить их в живых?! Ты кем себя возомнил, а? Предательство конунга — одно из самых страшных преступлений, а ты хочешь их оставить и позволить им умереть лёгкой смертью? Неслыханная дерзость!

— Истеришь как баба, — усмехнулся один из пленных, и Сигурд молниеносно вонзил ему кинжал в глаз, проворачивая лезвие. Лив испуганно вскочила на ноги, закричав, но Харальдсон едва ли обратил внимание.

Вальгард резко толкнул друга, заламывая руку и отпихивая от пленных подальше. Изуродованный покачнулся и рухнул на землю, заставляя прочих взглянуть на Сигурда со столь ярой ненавистью, что сейд окрасился в чёрный.

— Что ты творишь?! — сурово рявкнул Вальгард. — Совсем обезумел? Немедленно возьми себя в руки.

Сигурд расхохотался.

— Ты смеешь мне указывать? Ты, верная шавка, что лижет сапоги моего отца, думаешь, сможешь чего-то достичь? Надеешься, раз увёл у меня девку, так теперь сможешь и трон забрать? Он мой по праву, а ты лишь подстилка для конунга!

Мерзавец. Уничтожу. Я стиснула кулаки, чувствуя пульсирующий вокруг сейд. Один удар, и Сигурд захлопнется раз и навсегда. Эймунд предостерегающе стиснул моё плечо, но тут вперёд вышла Лив, натягивая лук и направляя его на Болтуна:

— Закрой пасть, или я убью тебя.

Сигурд оскалился: от него веяло такой болью, что сводило зубы, но сильнее в нём плескалась ярость, не угасшая после сражения и изводящая его.

— Что, уже успела переспать с ним?

Удар Вальгарда пришёлся Сигурду в челюсть, заставив того заткнуться и завалиться на скользкую траву. Он с ненавистью посмотрел на брата, и я невольно подалась вперёд, готовясь ринуться на защиту.

— Сигурд Харальдсон, за публичное унижение женщины тебе полагается десять ударов плетью, — холодно произнёс Вальгард. — Матс, свяжите наследнику руки и отнимите оружие, если не отдаст сам. Ты, — обратился он к одному из хускарлов, — забери наши вещи и пригони лошадей к отдалённой сторожке, что встретилась по пути — заночуем там.

Сигурд гадко рассмеялся, позволяя связать себе руки:

— Кем ты себя возомнил, Ледышка? Думаешь, один удачный план, и ты теперь лучше всех, да?

Вальгард обернулся, и в глазах его сверкнула такая сталь, что мне стало не по себе:

— Я — хэрсир. И ты подчиняешься моим приказам, старший хускарл. — Сигурд отвернулся, ядовито улыбаясь, а брат устало повернулся к нам: — Эймунд, отведи девушек в сторожку и позаботься об их ранах, пожалуйста. Мне жаль, что вам пришлось пережить всё это.

Лив наконец опустила лук и осторожно спросила:

— Что ты собираешься делать?

Вальгард вытащил меч и, взглянув на лезвие, произнёс:

— То, что должен каждый хэрсир, когда верные люди предают его — карать.