— Ты так повзрослел, Эли. Так и должно быть.
И, не прощаясь, скрылся за дверью.
Браслеты звали меня в небо.
Едва я вышел на широкую лестницу, спускающуюся от дворца на площадь, — и песня полета зазвенела вокруг запястий и лодыжек, льдистыми искрами оцарапала кожу и проникла внутрь, слилась с биением сердца.
Моя душа словно раскололась. Силы покинули меня, я готов был опуститься на землю и заснуть прямо здесь, у дворцовой стены. Но песня полета владела мной, и сети сна расступились, не удержали меня.
Я не дал браслетам увлечь меня в небо, но каждый шаг стал легким, словно я спускался не по каменным ступеням, а по лестнице, сплетенной из ветров.
Но я знал, я не во сне, — явь вспыхивала острыми гранями, не давала забыть о себе.
Я никогда прежде не ходил здесь босиком. Только в Роще — там я знал каждую тропинку, скрип опавшей хвои, колючий песок, теплую землю поляны и холод ручья. Но на улицах все было иначе — даже бедняки не выходили из дома необутыми.
Я спускался по дворцовой лестнице и чувствовал солнечное тепло — оно касалось ступеней, но не проникало вглубь камня. С каждым шагом город становился все громче, его запахи и звуки накатывали на меня, как волны. Скрип колес и дробный перестук копыт, окрики и смех, дальние удары гонга.
Стража у подножия лестницы расступилась, пропуская меня. Я отсалютовал в ответ и зашагал дальше — по цветной брусчатке, то неровной, то скользкой — истоптанной бессчетными прохожими, иссеченной следами повозок.
Голубь вспорхнул у меня из-под ног, белые крылья сверкнули на солнце. Птицы курлыкали, толпились, клевали зерно, — его разбрасывала маленькая девочка. Она кружилась на месте, смеялась и подзывала голубей.
Белых голубей Атанга.
Я вернулся. Я действительно здесь.
Песня полета стала тише, затаилась в браслетах. И тише стал город, — площадь осталась позади, я углубился в лабиринт улиц.
Я приближался к дому, и усталость догоняла меня, окутывала темной пеленой. Я уже видел белую каменную лестницу — она изгибалась, прямо от мостовой поднималась на второй этаж, к тяжелой дубовой двери. Там, за этой дверью, мой дом.
— Эли!
Я обернулся.
Нима подбежала ко мне, запыхавшаяся и радостная. Солнце вспыхивало на ее волосах, дрожало в глубине карих глаз.
— Нима, — сказал я и сжал ее руки.
— Я не могла ждать, — проговорила Нима. Она улыбалась, но я слышал, как торопливо бьется пульс в ее запястьях, и знал — она сдерживает слезы или сдерживала их все эти дни. — Я знала, что ты вернулся… Я зашла к тебе, но дома пусто…
Нима всегда была мне как сестра. Когда я переехал из казармы в этот дом, то дал Ниме ключи. Учитель никогда не выходил из Рощи, но Нима часто бывала в городе. Я хотел, чтобы она в любое время могла заглянуть ко мне.
— Я хотел сразу прийти к вам, — сказал я. — Но мне нужно было доложить обо всем…
Я едва заметил, как мы поднялись по ступеням. Отпирая дверь, Нима говорила что-то о том, как гордится мной учитель и все в Роще, но я только кивнул, отвечать уже не было сил.
— Разбуди меня через одну стражу, — сказал я, когда мы зашли внутрь. — Я хочу пойти вечером в Рощу.
Усталость накатила с новой силой, я едва различал знакомые стены, еле слышал собственный голос. Переступив порог комнаты, я рухнул на кровать и сон накрыл меня как волна, увлек в темную глубину.
26
Я не дошла до своей комнаты. Оставалось сделать лишь несколько шагов, но я не могла заставить себя идти дальше.
Все было привычным, прежним, — словно мир не изменился, не треснул, как хрупкое стекло. Как и раньше, белый свет отражался на поверхности стен, шумели лопасти вентиляторов, ветер касался лица, душа города переплеталась с зовом неба. Как и прежде, люди в коридоре расступались передо мной, приветствовали, будто ничего не случилось. Но отводили глаза и шепотом повторяли мое имя — оно шелестело за спиной как тень.
Я не могла идти дальше, я не могла сделать ни шага. Я стояла перед дверью Лаэнара.
Остался ли хоть след его души здесь? Откроется ли дверь, когда я назову свое имя? Или ответом будет лишь пустота?
«Мы вернем его», — сказал Мельтиар. Он не сказал, будет ли Лаэнар таким, как прежде.
Я коснулась металлической поверхности и прошептала:
— Арца.
Стена разошлась, с тихим шорохом выскользнула из-под моей руки, и я шагнула в комнату Лаэнара.
Мне не нужен был свет — я знала здесь все не хуже, чем у себя, могла наощупь найти любую вещь. Но белые лампы замерцали, одна за одной зажглись под потолком. Я закрыла глаза и позвала:
— Лаэнар…
Он должен был быть здесь. Как он мог исчезнуть, бродить по столице захватчиков, если здесь ничего не изменилось? Отсветы его магии, следы его силы и отголоски чувств, привычные запахи и звуки — все осталось прежним. Стены помнили меня и впустили, услышав мое имя, — как же Лаэнар мог забыть обо мне?
Но я помнила, что видела в зеркале предсказателей.
Даже себя Лаэнар не помнит.