Предвестники Мельтиара

Если бы только она стремилась коснуться неба — тогда она смогла бы уйти из Рощи вместе со мной. Но Нима оставалась среди деревьев и пела лишь самые простые песни.

— Я хочу увидеть учителя, — сказал я. — Пойдем.

В прихожей я задержался. Взглянул в щербатое зеркало — правда ли у меня усталый вид или Ниме показалось? — и едва узнал себя. Я так давно не видел своего отражения.

Попытался пригладить волосы — пальцы словно запутались в клочьях бесцветного дыма. Да, дым, пыль и пепел, следы нашего пути.

Глаза человека по ту сторону стекла казались незнакомыми — их переполняла новая песня, дальний плач флейты и голос ветра из снов.

— Нима, — позвал я. Она стояла у двери, перебирала ключи, ждала меня. — Я раскрыл нашу тайну. Прости.

— Что ты видел?.. — Ее голос был едва слышным, терялся в полумраке.

Между нами была всего пара шагов, волшебство и песни души звучали все громче, заполняли воздух и стены, дрожали в зеркале. И я не смог сдержаться.

Звезды, сияющие в глубине земли, горящие в небе, ветер, шторм, свет, пронизывающий весь мир, зов флейты, — все сжалось в один миг, в одну мысль. Эта мысль метнулась к Ниме, коснулась души, ушла в сплетение песен.

Но Нима не услышала меня.

Не смогла разглядеть мою мысль среди звона и сияния волшебства. Так бывало всегда, сколько я ни пытался. «Ей не хватает сил», — говорили в Роще.

— Я видел, что скоро война, — сказал я вслух. — Совсем скоро.

Нима молчала несколько мгновений, а потом прошептала:

— Ты расскажешь учителю?

Я знал, о чем она спрашивает. Не о войне, а о том, что я вижу будущее.

Наша с Нимой тайна, в Роще больше никто не знает о ней.

Я покачал головой и сказал:

— Не знаю.

Когда мы подошли к Роще, солнце опустилось к крышам домов. Тени удлинились, но еще не окрасились закатом, — золотистые блики скользили по ветвям, по листве, шелестящей над белой стеной. Мне всегда казалось — деревья стремятся наружу, магии тесно в пределах Рощи. Улица, петляющая вдоль стены, была словно водораздел сна и яви, — отголоски песен блуждали здесь, сплетались и исчезали — среди деревьев или в шуме Атанга.

Спокойствие и тишина накрывали улицу будто тень, — но горожане спешили пройти мимо, никто не гулял у стен Рощи.

Я толкнул деревянные створки ворот — они поддались, отворились с тихим скрипом.

Волшебство, сотканное из тысяч песен и сотен душ, окружило меня. Отзвуки магии холодом и жаром прошли по коже, и моя собственная песня зазвенела в груди, отвечая.

Каждый раз, приходя сюда, я возвращаюсь домой.

Я живу в другом мире, подчиняюсь другим законам, мое время течет по-другому. Но Роща всегда остается моим домом.

Я взглянул на Ниму. Она улыбнулась и сказала:

— Я скучала по тебе.

Сказала так легко и просто, словно мы все еще были детьми и Зертилен учил нас первым песням. И также, как в детстве, мы взялись за руки и направились вглубь Рощи.

Хвоя скрипела под ногами, птицы перекликались в вышине, и голоса людей вторили им, — издалека не понять, разговор или напев, волшебство или игра.

Начало и конец дня — лучшее время для песен. Я знал, учитель сейчас возле ручья, — и там же, по берегам собрались те, кто учится и учит, и те, кто просто поют, наполняя волшебством вечерний воздух.

Но не все ушли к ручью.

Тропа вывела нас на поляну, и я увидел Кимри. Он говорил что-то, неразличимо и быстро, и указывал вверх, — солнце вспыхивало на амулетах, оплетавших его запястье. Четверо младших учеников сидели на земле, слушали.

Я не знал, окликнуть его или не мешать, пройти мимо, — но Кимри опередил меня.

Он обернулся, шагнул навстречу, обнял меня. Потом отстранился и сказал:

— Эли! Все только о тебе и говорят. — Он улыбался, но смотрел внимательно, словно пытался понять, я ли это. Что удивляться, я сам едва узнал свое отражение. — Я был уверен, что ты многого достигнешь, я не сомневался!

Я не знал, что ответить.

Сам Кимри не изменился. Уже немолодой — время оставило следы на его загорелом лице — но в рыжих волосах ни одной седой пряди. И, ярче чем прежде, я чувствовал живущую в нем песню смерти. Она горела, кипела, наполняла его силой.

— Ты идешь к Зертилену? — спросил Кимри. — Он прекрасно тебя обучил… Но тебе ведь пригодилась и моя песня?

Я кивнул. Восторг битвы, ночь, горький дым, горы открывающие убежище врагов, — все это нахлынуло на меня, на миг заслонило солнечный свет.

— Да, — сказал я. — Это прекрасная песня.

Мгновение Кимри молчал, потом широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

— Я знал, что ты поймешь, — сказал он. Потом обернулся к своим ученикам и крикнул: — Вот с кого надо брать пример! Поняли?

Весь путь до ручья я держал Ниму за руку, ступал по привычной тропе — но мне больше не казалось, что мы дети. Можно обманывать себя, можно повторять, что Роща — островок покоя, но что с ней будет, когда начнется война?

Учитель сидел на своем любимом месте — в тени кипарисов, возле родника. Закрыв глаза, он пел, еле слышно, — голос сливался с журчанием воды. Мы с Нимой опустились на землю, ждали, пока он вернется к нам.