Предвестники Мельтиара

Где бы они ни были, их волшебство осталось: холодными и жаркими искрами кололо босые ступни, звенело в каждом глотке воздуха. Песни темного города звучали так ясно, их пели зеркальные плиты и скрытая под ними толща каменных стен; ветер подхватывал их, шорох металла вторил ему.

Мой тюремщик шел впереди на полшага и не оборачивался, словно, не глядя чувствовал, иду я за ним или нет. Я смотрел на его крылья, прижатые к спине, на волосы, перехваченные темным шнуром, и думал: я могу попробовать бежать или напасть на него. Я не смогу освободиться, но умру, сражаясь.

Мысль об этом была далекой и тусклой, лишенной смысла.

Мы шли, пока коридор не кончился, — его заслонила стена, белая и гладкая. Свет ламп отражался в ней. Тюремщик прикоснулся к гладкой поверхности, и она разошлась под его ладонями, превратилась в дверной проем.

— Сюда, — сказал тюремщик.

Но сам не вошел, остался у распахнутых дверей. Я не мог прочитать его взгляд, он был лишенным выражения, спокойным. Я молча кивнул и шагнул внутрь.

И почувствовал, как стена сомкнулась у меня за спиной.

Человек, к которому меня привели, сидел за столом посреди большой комнаты. Это была даже не комната — зал, не меньше, чем зал во дворце в Атанге, тот, где я приносил присягу. Но только это место казалось полупустым и заброшенным: стулья и скамейки стояли в беспорядке, будто оказались здесь случайно; черные плиты штабелями громоздились вдоль стен.

Несколько мгновений я молча ждал, но враг не шелохнулся. Длинные волосы затеняли его лицо, но мне казалось — он смотрит на пустую поверхность стола, читает там письмена, не видимые другим.

Мельтиар, так его зовут.

Я подошел и сел напротив, бездумно коснулся гладкой поверхности стола, — и Мельтиар вскинулся, поймал мою ладонь.

Его рука пылала, словно он был в лихорадке. Должно быть, черный шторм вечно сжигает его изнутри, — я слышал отзвуки темных волн в биении его крови.

— Эли, — сказал он, глядя на меня.

Как могут быть у человека переполненного магией, раскаленного песнями, такие черные глаза? Они должны были давно потерять цвет, стать прозрачными, как ветер.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал твое будущее? — спросил я.

Он держал меня за руку, и его будущее было так близко, — я знал, вот-вот увижу его, без снов, без ветра, без волшебных зеркал. Я уже слышал боль, беспамятство, надвигающееся как шквал, — совсем рядом, с другой стороны рассвета.

— Нет. — Мельтиар покачал головой. — Это уже не нужно.

Видение приблизилось, готовое захлестнуть, увлечь в глубину. Образы теснились, — звездный свет, кроны деревьев, обрывы скал. Голос моря сплетался со вкусом пыли, неподъемная боль тянула вниз, воздух был полон тоской.

Я зажмурился, усилием воли вернулся в явь.

Мельтиар на миг крепче сжал мою руку и проговорил:

— Ты хороший противник.

Его речь звучала странно, и я понял, — он говорит на моем языке.

— Мое время кончилось, — сказал Мельтиар. — Я отдаю тебе Лаэнара.

Удивление вспыхнуло, — он враг, я не должен верить, это ловушка. Но мысли угасли, унесли недоверие с собой. Я ждал, что он скажет дальше.

— Да, — проговорил Мельтиар, словно в ответ на незаданный вопрос. — Мир изменился. Лаэнар теперь твой. Увези его за море, увези в другой мир.

— Зачем? — спросил я.

Зачем тебе это? Зачем ты отпускаешь нас? Зачем говоришь со мной?

Мельтиар молчал, смотрел на меня внимательно, будто пытался разглядеть что-то на дне души.

— Чтобы Лаэнар остался жив, — ответил он наконец. И добавил, словно это объясняло все: — Он мой предвестник.

Я понял, что не удержусь сейчас, спрошу обо всем. Тысячи вопросов теснились, рвались наружу, — я должен был знать, что значит быть его предвестником, что это значит для Лаэнара и что для Арцы. Я должен узнать о напевах, пылающих в темноте, и о сиянии отвесных ручьев в колодце.

Я должен узнать, где рождаются песни, где сердце волшебства.

Мельтиар улыбнулся, безрадостно и мимолетно, и отпустил мою руку.

— Теперь иди, — сказал он и указал на темный проем в дальней стене.

Я кивнул, поднялся и пошел туда.

Пол казался холодней с каждым мгновением, магия звенела, качала меня, шаги вплетались в беззвучную песню.

Дверь открывалась в коридор, извилистый, с каменными стенами. Редкие лампы сияли под потолком, освещали путь.

Я обернулся, но за столом никого не было. Зал опустел.

54

Он появился, когда я потеряла счет времени, когда готова была позвать его или отправиться искать.

Я не успела сказать ни слова, — Мельтиар обнял меня, я замерла, слушая удары его сердца, тяжелые, глухие. Позади них гремела буря, и лишь его воля сдерживала неумолчный шквал. Раскаленное сияние силы струилось с ладоней Мельтиара, мчалось от сердца к сердцу, переполняло меня, но не могло принести покой, — ведь его душа была в центре бури.

— Мне пора, — сказал Мельтиар.

Его голос был далеким и темным, словно каждое слово — последнее.

Я подняла голову. Он смотрел на меня, пристально, долго, — искал что-то в моих глазах или хотел запомнить навсегда.

— Куда ты идешь? — Вслух я сказала это или только в мыслях? Я едва слышала свой голос, тонула в темноте его взгляда, в водовороте чувств.