Я спросил его, что требуется с моей стороны. Мишка ответил: только согласие. Тут я, разумеется, принялся объяснять ему, что если Маша рассчитывает получить с моих книг такую же прибыль, как со своих ресторанов, она сильно заблуждается.
— Это же не детективы, которые я писал десять лет назад. Ты прочитал мои романы? — спросил я.
А потом прибавил:
— Которые купил.
— Обижаешь! Конечно, мы с Машей прочитали их. Нам очень понравилось. Она готова вложить деньги… короче говоря, Макс… давай дождемся завтрашнего дня и все обсудим — втроем.
Я спросил его (все еще с долей недоверия), что же все-таки предстоит обсуждать, — ведь он только что сказал, что требуется одно мое согласие.
— Ну… Машу интересует сам процесс книгоиздания, как я полагаю. Куда, какие деньги вкладывать. А также реклама, раскрутка и все такое прочее.
Я сказал, что вряд ли смогу оказаться полезным, — именно в этом вопросе.
Мишка пожал плечами.
— Ну и ладно. Я все прекрасно понимаю: ты писатель, и к самому книгоизданию никакого отношения не имеешь.
— Не имею, — подтвердил я.
— В таком случае, свяжемся с твоим издательством или пригласим человека со стороны. Как бы там ни было, завтра поговорим.
Мне принесли коктейль, Мишке — пшеничное пиво. Бутылка была открыта и из горлышка выглядывала долька лимона; несколько секунд затаив дыхание, я смотрел на эту дольку, затем перевел взгляд на Мишку. Сейчас он смотрел куда-то в сторону, и я, признаться, испытал от этого облегчение.
Может быть, Мишка помнил „Midnight heat“ и решил перенести из фильма несколько деталей — в свой собственный бар? Нет, в это мне не очень верилось.
(Именно таким образом подавали пиво в баре на тропическом острове — с дольками лимона, вложенными в горлышко. Снова совпадение?).
Мишка сказал:
— Почтовый ящик я нашел на твоем персональном литературном сайте.
Я поправил его, что там только ссылка — „Написать письмо автору“. (Мой голос не дрогнул). Мишка кивнул: да, да, верно.
— Так ты здесь просто наблюдаешь за ресторанами, — сказал я утвердительным тоном.
— Ну… да.
— А юриспруденция — ты бросил практику?
— Об этом я тебе тоже хочу рассказать. Тем более, к этому имеет отношение мое знакомство с Машей и масса других вещей, — Мишка подмигнул мне, — ты же хочешь знать, как я докатился до такой жизни?
— Очень, — я вытащил коктейльный зонтик из своего бокала и положил его на стол.
Прежде всего, Мишка объявил, что юриспруденцией он действительно больше не занимается — „и пусть это тебя не удивляет, Макс“.
— А меня это должно удивлять?
— Но я же тогда был таким серьезным, основательным. Ты ведь помнишь? Десять лет назад.
— Ну-у… да.
— Главное, что я понял позже: это все не стоило и выеденного яйца — в моем случае, я имею в виду.
— Почему?
Мишка ответил, что как только его покинули дорогие ему люди, — которых он любил или которые просто для него много значили, — он увидел все недостатки своего дела; увидел, что в нем нет души, и оно перестало удовлетворять его; „многие люди, напротив, погружаются в работу — когда у них личная жизнь ни к черту, но у меня получилось с точностью наоборот“.
— Все это, впрочем, происходило постепенно.
Некоторое время я пристально смотрел на Мишку; он теперь сидел, низко склонив голову над столиком, и внимательно рассматривал бурое стекло бутылки; говорил твердо, но медленно, с паузами.
Я сказал ему, что, надо полагать, смерть матери его подкосила.
— Да, конечно. Но это был только первый человек, которого я потерял. Еще… Девушка, с которой я встречался до Маши… знаешь, я совершенно не был готов… она ушла от меня. К моему лучшему другу, — Мишка выпрямился, — н-да… и знаешь, мне было больно — даже не смотря на то, что я не любил ее.
Мишка принялся рассказывать мне перипетии — о том, как он названивал своей бывшей девушке по трем номерам телефонов — домашнему, мобильному, второму мобильному, — и все выяснял с ней отношения, ругался. Один раз заявился к ней на работу.
„Главное то, что все это было совершенно бессмысленно — я и сам не знал, чего, собственно, добиваюсь, что хочу выяснить. Ведь что сделано, то сделано“.
— Но ты убеждал ее вернуться?
Мишка ответил: да, и это он тоже делал, но более всего его интересовал другой вопрос: что ее не устраивало в их отношениях; не низко ли — с ее точки зрения — то, как она поступила.
— Что она ответила на это?
— Что прекрасно понимает, что это низко, но поделать с собой ничего не может: она его полюбила… ну а что она еще могла сказать, Макс? — Мишка спросил это, будто бы уже защищая ее. (А возможно, так оно и было), — и последнее: я, разумеется, копался во всех наших прошедших ссорах. Вот отсюда-то и вспыхивала новая ссора. Я говорю, это было абсолютно бессмысленно — я думаю, ты и сам видишь, Макс, — повторил опять Мишка.
— Если бы она вняла твоим увещеваниям и захотела вернуться, ты бы принял ее обратно?
— Убедить ее вернуться не было моей главной целью. Да она бы и не вернулась.
— Вот по этим двум причинам я и спрашиваю.
— Звучит несколько парадоксально, Макс.