Он руководствовался крайне необычным методом отбора статей, который вращался вокруг рыбы. При упоминании новой темы главный редактор либо задавал дополнительные вопросы, либо выкрикивал название одного из представителей морской фауны с номером и переходил к следующему пункту. После первоначального замешательства Ханна сообразила, что таким способом обозначались объем статьи и страница в газете. «Планктон» считался самым незначительным — всего пара строк, «креветки» занимали параграф, «форель» — два абзаца, «лосось» — три, «дельфинам» отводилась полоса, а «акулам» — целый разворот.
Этим профессиональный жаргон не ограничивался. Слово «жареный» означало, что к истории шли рисунки или фотографии, а «с пузырьками» — цитаты. И то и другое считалось отличным дополнением. Если Бэнкрофту не нравилась статья, он приказывал или «выбросить ее обратно», или «положить в морозилку». Последнее, по предположениям Ханны, являлось эквивалентом переноса материала на более позднюю дату.
«Кита» же они пока не нашли, отчего атмосфера в помещении начала накаляться, становясь неловкой. Этому также способствовал тот факт, что Бэнкрофт снял обувь со здоровой ноги, хотя ужасная вонь намекала: выводы насчет отсутствия болезней делать было рано.
— Итак, — произнес главный редактор. Ханна подозревала, что он заснул, потому что из-под книги уже давно не доносилось едких замечаний. — Пройдемся по материалам еще раз.
Когда все сотрудники газеты испустили дружный стон, Бэнкрофт выпрямился и огляделся.
— Простите, вы хотели сделать перерыв на обед? Надо было так и сказать.
Ханна поднялась с места, хотя подсознание твердило, что не стоило так поступать. Остальные воззрились на новенькую с жалостью. Именно таких взглядов удостоили бы соратники по стаду антилопу, которая начала бы хромать посреди опасной африканской саванны.
— Что же вы? — подбодрил подчиненных Бэнкрофт. — Не хотите последовать примеру новой Тины и отправиться перекусить или пройтись по магазинам, будто газету вовсе и не нужно выпускать? Подумаешь, издадим в пятницу бумажонку с всеобъемлющей, полнейшей, абсолютной, зияющей пустотой на первой полосе! Читателям нет дела, что мы не нашли достойного материала.
— О, — пробормотала Ханна, опускаясь обратно на место и делая мысленную пометку в значении слова «кит».
— Достаточно, Винсент, — упрекнула Грейс. — Ты донес до нас свою идею.
— Разве? А вот мне так не кажется! Ведь все засунули головы в… — Поймав ее предупреждающий взгляд, Бэнкрофт уже тише продолжил: — Сами знаете куда, и никто, ни единая живая душа не может предложить хоть что-то достойное.
— А нельзя… — выпалила Ханна и только потом с удивлением поняла, что именно осмелилась сделать.
— Нельзя что? — спросил Бэнкрофт, поворачиваясь к ней и меряя подозрительным взглядом.
— Что-нибудь выдумать?
Несколько лет назад Ханна совершила подобную ошибку, позволив мужу сесть за руль машины после снегопада на Рождество. Карл распинался, что остальные водители — жалкие трусы, а современные шины предназначены, чтобы справляться с любыми погодными условиями. Во время этой лекции он слишком быстро и резко вписался в поворот, и автомобиль с современными шинами, предназначенными справляться с любыми погодными условиями, занесло. Очень сильно. Это был незабываемый опыт. Пока машина вращалась по дороге, перепуганная до смерти Ханна успела трижды проклясть идиота-мужа, а тот успел объяснить, что не виноват в случившемся, и только потом они врезались в трактор. Управлявший им фермер проявил понимание, хотя Карл пытался свалить ответственность за аварию на пострадавшего, вопреки доводам разума, показаниям свидетелей и простой человеческой порядочности.
Воспоминание о том инциденте всплыло сейчас в сознании Ханны. Она видела, что летит навстречу неизбежному столкновению, но не представляла, как спастись. Очевидно, предложенный выход из ситуации был неприемлемым. Или даже кощунственным. Глаза Бэнкрофта сузились до крохотных щелочек и налились кровью, напоминая цветом лесной пожар, который грозил сжечь дотла дома неразумных поросят.
— Что-нибудь выдумать? — мягко повторил главный редактор.
Ханна похолодела: она еще ни разу не слышала, чтобы грубый начальник говорил таким тоном.
— Что-нибудь выдумать?!
Грейс открыла рот, чтобы вмешаться, но один разъяренный взгляд Бэнкрофта заставил ее замолчать.
— Я имела в виду… — беспомощно пролепетала Ханна. — Мы же и так печатаем…
— Что? Всякую ерунду и бред сумасшедшего? Значит, можно сэкономить время и просто выдумать еще одну бессмысленную статейку? — совсем тихо прошипел Бэнкрофт, выпрямляясь во весь рост и нависая над новой помощницей, сверля ее взглядом. Спустя несколько очень длинных и неприятных минут стало ясно, что все ждут ответа, и она осторожно кивнула. Собеседник указал в сторону окна. — Что написано на дверной табличке? — спросил он нейтральным тоном, который казался почти безобидным, как кажется безобидным проплывающее по реке бревно, пока оно не приблизится и не откроет немигающие крокодильи глаза.
— Там написано «Странные времена», — тихо ответила Ханна.