Предвкушая желанный скандал

– Я полностью посвятил свою жизнь работе, – произнес он наконец. – Я делаю все возможное, чтобы быть полезным людям.

– Это благородная жертва. – Бесспорно, ее восхищало то, что он отказался от тепленького местечка в отцовской компании и выбрал для себя профессию врача. – Но жизнь состоит не только из работы, Вон. Надеюсь, что однажды ты научишься получать удовольствие от жизни и найдешь свое счастье.

Вон сосредоточенно смотрел на нее. Взгляд его был бесстрастным, словно он читал историю болезни пациента или изучал рентгеновский снимок.

– Мне жаль, Эбигейл, – сказал он. – Мне хотелось бы, чтобы все было проще, но, к сожалению, все слишком сложно. Прости.

Эбигейл не смогла найти слова, чтобы выразить боль, которую он ей причинил.

– Не провожай, – произнес Вон вместо прощания, повернулся и направился к двери. Руби последовала за ним.

Эбигейл пришлось накрыть рот ладонью, чтобы не позвать его назад. В какой-то момент она обнаружила, что по ее щекам катятся слезы, и она принялась яростно их вытирать. Она не будет проливать слезы из-за мужчины, который прячется за работой, отказываясь от близких отношений с кем-либо.

Отказываясь от любви.

Эбигейл закрыла глаза. Она не может себе позволить влюбиться в мужчину, который никогда не будет готов ответить ей взаимностью. А если она уже в него влюбилась, она будет старательно это отрицать до тех пор, пока ее сердце не перестанет болеть.

Глава 13

Следующим утром Эбигейл с безразличием смотрела на чистый альбомный лист. Ей хотелось что-нибудь нарисовать, чтобы отвлечься от беспокойства за своего будущего ребенка. Она не спала всю ночь, ища в Интернете информацию о проблемах с почками у еще неродившихся детей, и это лишь напугало ее еще сильнее.

Крепче сжав угольный карандаш, Эбигейл вздохнула. Она уже минут двадцать сидела у окна, но вдохновение к ней так и не пришло.

Ей было жаль, что она не может, по крайней мере, выразить на бумаге свой гнев и чувство неудовлетворенности. После долгой бессонной ночи все эмоции куда-то улетучились. Даже гнев улегся после того, как она вчера высказала Вону все, что о нем думает.

Отложив в сторону альбом и карандаш, Эбигейл стала смотреть в окно. Ее вниманием тут же завладела сине-зеленая колибри, зависшая в воздухе над красной поилкой, которую Эбигейл установила в своем саду, чтобы наблюдать за этими красивыми миниатюрными птичками.

Колибри опустилась ниже и погрузила свой длинный клюв в сироп, но даже это зрелище не вызвало у Эбигейл вдохновения.

Сейчас она жалела, что обвинила Вона в том, что он не живет полноценной жизнью. Он борется с посттравматическим стрессом, и ей не следовало упоминать о его погибших товарищах. Это не ее дело. Она бы рассердилась, если бы кто-то сказал ей, как она должна чтить память Аланны.

Ощущая беспокойство, Эбигейл перешла в ту часть мастерской, где она занималась резьбой, и взяла кусок древесины ореха гикори, которому пока не нашла применения. Текстура его была волнообразной и деформированной. Ее линии расходились в неожиданных направлениях. Возможно, однажды у дерева отвалилась ветка и в месте раны образовалось мозольное утолщение.

Эбигейл провела пальцами по наросту, затем надела перчатки, взяла полукруглое долото и начала работать.

Симметричность и ровность линий всегда радует глаз, но и в несовершенстве форм есть своя красота. Разглядывая деформированный материал, мастер тренирует свое воображение и в конце концов превращает недостатки в достоинства, создав из него что-то интересное, привлекающее внимание своей нетривиальностью.

Эбигейл обтесала небольшую колоду со всех сторон, пока она не стала гладкой. В то же время ей удалось сохранить необычную текстуру. Разглядев в ней фигуры, она взяла стамеску и стала развивать зародившуюся в ее голове идею.

В центре был крошечный младенец. Он лежал на тонких, изящных руках, а поверх них была еще пара рук – больших и сильных.

Только когда зазвонил ее мобильный телефон, она осознала, что была так увлечена работой, что не заметила, как прошел час. На мгновение она с надеждой подумала, что это может быть Вон, и ее пульс участился. Но номер на экране оказался незнакомым.

– Алло? – Зажав телефон между ухом и плечом, Эбигейл стала снимать перчатки.

– Эбигейл? – раздался на другом конце линии мужской голос. – Это доктор Хатчинсон.

Ее сердце бешено заколотилось.

– Спасибо, что позвонили. Вы узнали что-то новое? – спросила она, не желая ходить вокруг да около.

– Ничего определенного, – спокойно ответил он. – Но я проконсультировался с коллегой, который специализируется на гидронефрозе – предполагаемом диагнозе вашего ребенка.

Она читала о растяжении почечных чашечек и лоханки, которое может привести к осложнениям. Но если ее малышка будет регулярно наблюдаться у врача, болезнь не будет угрожать ее жизни.

Эбигейл задержала дыхание.

– Подозрения подтвердились или вы исключили диагноз?

– Мы ничего не исключали, но мой коллега согласился со мной в том, что если гидронефроз есть, то в легкой степени.

– Это ведь хорошо, правда? – спросила она, тяжело сглотнув.