Тибо вспомнил о желании, высказанном в порыве гнева, когда барон ударил его плетью, а конь лягнул копытом. Тогда он пожелал на двадцать четыре часа стать бароном де Вопарфоном и чтобы барон де Вопарфон на такое же время стал Тибо.
Теперь ему стало понятно то, что на первый взгляд казалось необъяснимым: почему бездыханное тело, лежащее поперек дороги, было в его одежде и с его лицом.
– Чума! – сказал он. – Обратим-ка внимание вот на что: с виду я вроде бы здесь, а на самом деле там. Нужно быть очень аккуратным, чтобы за те двадцать четыре часа, на которые я имел неосторожность покинуть свое тело, со мною не случилось чего-то непоправимого. Да-да, поменьше отвращения, господин де Вопарфон; перенесем сюда беднягу Тибо и нежно уложим его на кровать.
И как ни противились аристократические чувства господина де Вопарфона этой работенке, Тибо смело взял себя на руки и перенес с дороги в хижину.
Удобно устроив себя на кровати, башмачник задул лампу, опасаясь, как бы с этим вторым Тибо, пока он лежит в беспамятстве, не приключилось беды. Затем, плотно закрыв дверь, он спрятал ключ в дупле дерева, куда обычно клал его, если не хотел брать с собой. После чего поймал коня за повод и вскочил на него.
Вначале он волновался. Тибо, гораздо чаще передвигаясь пешком, чем на лошади, вовсе не был опытным наездником. Поэтому боялся, что не сумеет сохранить равновесие при движении.
Но, похоже, унаследовав тело Рауля, он унаследовал и его навыки, потому что лишь только конь, будучи умным животным и почувствовав секундную неловкость всадника, попытался его сбросить, Тибо инстинктивно подобрал поводья, сжал коленями бока коня, вонзил шпоры и дважды-трижды стегнул его кнутом, таким образом призвав несдержанное животное к порядку.
Тибо моментально превратился в мастера верховой езды. Одержанная над конем победа помогла ему осознать свою двойственность. Что касается тела, то он с головы до пят был бароном Раулем де Вопарфоном. Что же до духа, то он оставался Тибо.
Было очевидно, что в бесчувственном теле, которое лежало в хижине, спал дух молодого сеньора, одолжившего Тибо свое тело.
Но при таком разделении – когда его дух пребывал в теле барона, а дух барона в теле Тибо – башмачник имел весьма смутное представление о том, что ему надлежит делать.
Он прекрасно знал, что направляется в Мон-Гобер по приглашению графини.
Но о чем говорилось в этом письме?
В котором часу его ожидают?
Как ему проникнуть в замок?
Этого он не знал, и, следовательно, нужно было шаг за шагом все прояснить.
Тогда Тибо пришла в голову мысль, что письмо, написанное графиней Раулю, было, конечно же, при нем.
Он ощупал себя и на самом деле почувствовал в боковом кармане одежды нечто, похожее по форме на предмет, который он искал.
Он остановил коня, порылся в кармане и вытащил надушенный кожаный бумажник с белой атласной подкладкой.
В одном отделении бумажника было несколько писем, в другом – лишь одно.
Вероятно, именно из него он и узн'aет то, что необходимо.
Теперь письмо нужно было прочесть.
Тибо был всего лишь в трехстах-четырехстах шагах от деревушки Флери.
Он пустил лошадь галопом, надеясь, что хоть в каком-то доме еще будет гореть свет.
Но в деревнях рано ложатся спать, а в прежние времена ложились еще раньше, чем нынче.
Тибо проехал всю улицу с начала до конца и не увидел ни единого огонька. Наконец ему показалось, что из конюшни трактирщика слышен какой-то шум.
Он крикнул.
Вышел слуга с фонарем.
– Друг мой, – начал Тибо, забыв, что сейчас он знатный господин, – не могли бы вы посветить мне пару секунд? Вы бы оказали мне услугу.
– И ради этого вы вытащили меня из постели? – грубо ответил конюх. – Ну и наивный же вы!
И, повернувшись спиной к Тибо, он собрался уходить. Тибо понял, что допустил промах.
– Послушай, негодяй, – сказал он, повысив голос, – тащи сюда фонарь и свети мне, иначе получишь двадцать пять ударов плеткой!
– Ой! Извините, монсеньор, – проговорил конюх, – я не знал, с кем разговариваю.
И он встал на цыпочки, чтобы поднять фонарь на нужную Тибо высоту.
Тибо распечатал письмо и прочел:
– Ах, черт! – выругался Тибо.
– Что изволите, господин? – спросил конюх.