Читаем Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века. полностью

Неизвестно, на каком языке говорили эти люди и как далеко их язык «ушел» от общего языка всех тех, кто оставил культуру полей погребальных урн (а ведь это предки и кельтов, и германцев, и италиков, и иллирийцев). Именно потому, что лингвисты расходятся во мнении относительно скорости разделения этой общности на отдельные языки, никто не может сказать, что потомки носителей культуры полей погребальных урн, в том числе носители лужицкой культуры, уже говорили на отдельных языках, или же их языки были еще только диалектами одного общего языка.

Прямым потомком лужицкой культуры эпохи раннего железа, то есть с начала I тысячелетия до н. э., была позднелужицкая культура. Она занимала ту же территорию, и немалую: все северное Прикарпатье, от верховьев Одера на западе (это предгорья Судет), через верховья Вислы, Западного Буга — до верховий Прута, Днестра, Южного Буга.

Соседи у нее были разные. С северо-запада — ясторфская культура (германцы). С севера и северо-востока, по южному побережью Балтики — поморская культура (западные балты). С запада — латенская культура (восточные кельты). С юго-востока — фракийские культуры, но только в самом начале 1-го тысячелетия до н. э.

А с VII века до н. э. фракийцев из этого района вытеснили ранние скифы — степные североиранцы. Они как-то взаимодействовали с носителями лужицкой культуры: предметы скифского вооружения находят и на лужицких памятниках. Но других признаков культурного воздействия со стороны скифов нет, поэтому вряд ли оно было сильным. Скорее всего, это отдельные военные стычки с целью грабежа.

Гораздо существенней было воздействие со стороны западных балтов. С середины VI века до н. э. носители поморской культуры вдруг начали двигаться на запад, в ареал лужицкой культуры. Они расселились по всему бассейну Вислы и даже дошли до Одера. Но притом носители лужицкой культуры не были вытеснены со своих мест! Видимо, это был не военный захват чужой территории, а «ползучая миграция», ведущая к смешению пришлого и аборигенного населения. Это хорошо прослеживается археологически, то есть на остатках материальной культуры, особенно в погребальном обряде, который, как сказано выше, является устойчивым этническим маркером.

На той части ареала лужицкой культуры, куда пришли носители поморской культуры, постепенно складывался в результате симбиоза новый погребальный обряд — погребение остатков трупосожжений в грунтовых ямах под большими перевернутыми вверх дном глиняными сосудами. Такие сосуды по-польски называются клошами (все это обнаружено на территории современной Польши). Отсюда название этой новой культуры, потомка лужицкой и поморской — культура подклошевых погребений.

Это не значит, что все погребения внутри данной культуры совершались только таким образом: абсолютного однообразия в ритуалах никогда нигде не было, особенно в культурах многокомпонентных, распространенных на больших территориях. Но это был ведущий погребальный обряд, давший название всей культуре. Если же говорить о других ее составляющих, то керамика, как один из главных археологических маркеров, унаследовала в основном лужицкие традиции, и лишь частично — поморские.

По мнению Седова и ряда других специалистов, именно культура подклошевых погребений является собственно раннеславянской культурой.[13] Главный довод в пользу такого вывода: ретроспективный анализ основных компонентов заведомо славянских культур позднего средневековья показывает, что они эволюционно развивались именно из культуры подклошевых погребений. Эта последняя существовала как отдельное образование примерно с начала IV по начало I века до н. э. Она складывалась в бассейнах средней и верхней Варты и Вислы, а затем распространилась на запад до Одера, на восток до Припятского Полесья и Волыни.

Но вот что интересно. Самая западная часть ареала лужицкой культуры не была задета влиянием поморской культуры и существовала без заметных изменений до последних веков нашей эры. Если судить по археологическим признакам, то это были все те же древние европейцы — прямые потомки культуры полей погребальных урн. Но к какому этносу они принадлежали?



По данным античных авторов, начиная с Плиния Старшего (I век н. э.) и Тацита (I–II вв. н. э.), в те времена эту территорию населяли венеды. А теперь вспомним, что мы говорили о следах расселения иллирийского этноса от берегов Адриатики через средний Дунай до северного Закарпатья. Так, может быть, это иллирийцы, знакомые нам как венеды? Седов считал такое возможным, хотя и не утверждал категорически.[14] Тесным контактом на территории лужицкой культуры с культурой подклошевых погребений — она ведь вариант той же лужицкой культуры! — можно объяснить, почему германские авторы средневековья называли славян венедами: для них, «глядящих со стороны», это был один и тот же народ. Понять бы только, на каком языке он говорил!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза