Услышав скрип снега, Зорька повернула длинную морду. Она долгим заинтересованным взглядом смотрела на, неуклюже ступавшую женщину. Кобыла уже жеребилась несколько раз и хорошо понимала, что сейчас чувствует молодая хозяйка.
Григорий подвёл «тяжёлую» даму к саням. Взял под локоток и бережно уложил на, тщательно приготовленное, мягкое ложе. Заботливо обернул её краями овчинного одеяла, лежавшего в сене. Сверху накрыл огромным тулупом, которые обычно носят извозчики. Подоткнул полы одежды под будущую роженицу. Немного помялся и тихо спросил: – Как себя чувствуешь?
Закусив губу от нахлынувшей боли, Мотя неопределённо кивнула. На её больших серых глазах вдруг выступили обильные крупные слезы. Муж, проглотил плотный комок, нежданно подобравшийся к горлу. Не говоря ни единого слова, он бодро вскочил на облучок.
Повернулся к матёрому псу, готовому увязаться за любимым хозяином, и строго сказал: – Сиди Полкан дома! Карауль двор и хозяйство, пока меня нет! – зверь обиженно взвизгнул, словно малый щенок. Повесил кудлатую голову и уныло направился к будке, засыпанной снегом почти по самую крышу.
Взяв вожжи, задубевшие от ночного мороза, Григорий хлопнул свободным концом по широкому крупу. Кашлянул и с напускною серьезностью крикнул: – Но, Зорька! Помчались, залётная!
Лошадь неохотно переступила копытами. Всем телом навалилась на старый хомут. Шагнула вперёд и кое-как оторвала полозья, примёрзшие к насту. С большим трудом тронулась с места.
Увязая в пороше почти до колен, кобыла вышла в ворота, ведущие со двора лесного кордона. Привычно свернула на узкую просеку и уверенно двинулась к опушке соснового бора.
Как не кричал на неё хмурый хозяин. Сколько не шлёпал по крупу вожжами, кобыла не прибавила шага. Оно и понятно, слишком трудно ей было тащить сани по глубокому рыхлому снегу.
Затем розвали выбрались на неплохо наезженный тракт. Он был укатан чуть лучше, чем узкий просёлок, по которому они выбирались из леса. Зорька тотчас оживилась и побежала немного резвее.
Дорога была очень неблизкой. Григорий часто поворачивал голову и бросал взгляд назад. Смотрел на лежавшую навзничь жену и время от времени спрашивал: – Мотя, ты как?
– Нормально. – едва слышно отвечала она, но почему-то не поднимала опущенных век.
Спустя час с небольшим, сани доехали до районного центра. Добрались до главной площади и остановились возле невзрачного дома. Всё окна в нём были залиты густой чернотой. Горела лишь тусклая лампочка, висевшая над низким крыльцом.
Григорий вскочил с облучка и бросился в тёмное здание местной больницы. Забыв стряхнуть снег с зимней обуви, он сходу прошёл в тесные заиндевелые сени. Вихрем ворвался в небольшой коридор, и глянул по сторонам.
В дальнем конце помещения он заметил фанерную казённую тумбочку. На ней виднелась включённая настольная лампа с облупившимся жестяным абажуром. Рядом темнел маленький стол, сколоченный каким-то нерадивым работником. Возле него на простом табурете сидела полная санитарка и крепко спала. Её круглая голова опиралась на руки, удобно лежавшие на узкой столешнице.
Парень подбежал к безмятежной дежурной. Не чувствуя себя виноватым, Григорий растолкал неподвижную женщину. Глотая слова, он объяснил ей в чём, собственно, дело.
Зевая во всю ширину челюстей, медработница открыла слипшиеся за ночь глаза. Поправила поседевшие волосы и неразборчиво буркнула: – Веди милок, жинку! Веди! В восемь часов явиться фельдшер. Осмотрит красавицу и скажет, что нужно с ней делать?
Взглянув на ручные часы, привезённые из фашистской Германии, Григорий удивлённо вскинул тёмные брови. Стараясь сдержать закипающий гнев, он зашипел на сиделку, как паровоз, спускавший пары: – Так сейчас шесть утра. Что же она ждать его будет?
– Ну, ежели не сможет дождаться, так я и сама у ней роды приму. – беспечно ответила женщина, умудрённая богатым жизненным опытом. По её лицу было видно, что ей это совсем не в диковинку: – Не волнуйся милок. Чай мне не впервой. Веди сюда жинку. Веди.
Слегка обалдевший от таких разговоров, парень бегом вернулся к саням. Поднял супругу и внезапно почувствовал, что она совершенно замёрзла. Едва передвигая тяжёлые ноги, Мотя пошла вместе с мужем. Она поднялась на крыльцо и вошла в небольшую больницу.
Санитарка стряхнула с себя остатки крепкого сна. Оправила несвежий мятый халат и приветливо встретила будущую мамочку. Успокаивающе улыбнулась роженице и отвела в небольшой приёмный покой. Помогла ей раздеться. Дала чистую ночную сорочку с халатом из сильно вытертой байки. Проводила в соседнюю комнату, где уложила на жёсткую солдатскую койку.
Вернулась назад в коридор. Сунула в руки Григория узел с женской одеждой и силком проводила за дверь: – А теперь, иди милок отсюда, иди. Нечего тебе здеся торчать. Чай, тебе на работу надо спешить? Не дай Бог, ещё опоздаешь. А уголовку за подобное дело, пока применяют на полную силу.