Каждый индивидуальный носитель нашей общечеловеческой модели прошлого владеет только частью информации о прошлом (большинство людей – только весьма скудной частью глобальной модели), причем в течение жизни человека его индивидуальный срез модели прошлого претерпевает существенные изменения как за счет забывания, так и за счет получения новой информации о глобальной исторической модели одним из названных выше путей.. В этом – одно из проявлений размытости глобальной исторической модели. Взаимоотношение индивидуальной и коллективной памяти о прошлом подвергается анализу в статье французского социолога Мориса Хальбвакса или во французском произношении Альбвакса (Maurice Halbwachs, 1877-1945) «Коллективная и историческая память», русский перевод которой помещен в сборнике [Габович2].
Альбвакс – как и многие другие - тоже путает историю и прошлое и утверждает, что история единственна (последнее относится к прошлому, а не к имеющей многочисленные версии истории). Правда, он понимает невозможность полного отождествления истории с прошлым и делает неуклюжую попытку («история – не все прошлое, но она и не все то, что остается от прошлого») сформулировать различия между этими двумя понятиями. Но зато он хорошо видит пределы исторической памяти: «Тот мир, который мы еще рассматриваем вместе с нашими дедушками и бабушками, как будто внезапно исчез (я бы сказал, что он исчезает постепенно, день за днем – Е.Г).
Поскольку у нас почти не остается воспоминаний, выходящих за рамки семейного круга, об отрезке времени между тем, что закончилось задолго да нашего рождения, и периодом, когда нашими мыслями овладевают современные интересы нации, все происходит так, как будто и в самом деле наступил перерыв, во время которого мир пожилых людей постепенно стирался, в то время как картина наполнялась новыми персонажами.» [Габович2], стр. 29.
Таким образом, разные члены общества уже из-за различия в возрасте имеют разные индивидуальные модели прошлого. «Фукидид считал события, отстоявшие от него всего на одно поколение, «отдаленными», а сведения о них – не заслуживающими доверия.» [Барг], стр. 41. Для Альбвакса коллективная память, включающая историю и отличная от оной, выступает в качестве внешней для индивидуальной, в то время как я считаю индивидуальную память частью коллективной, а под внешним носителем исторической информации по отношению к коллективной модели прошлого понимаю совокупность книг и статей, фильмов и иных изобразительных средств, посвященных теме прошлого, археологические артефакты и вообще физические результаты раскопок.
Размытость нашей модели прошлого проявляется и на более высоких агрегатных уровнях: локальных, национальных, конфессиональных, цивилизационных. Поэтому, говоря о, скажем, германской истории, следует уточнить, идет ли речь об истории германцев (что бы мы под этим ни понимали) или об истории в германском понимании (т.е. об истории, созданной коллективом людей, воспринимающих себя как германцы или их потомки). Все эти варианты коллективных моделей прошлого влияют на индивидуальные модели, а через них и на другие групповые модели. По словам Альбвакса «между индивидуумом и нацией существует много других , более ограниченных групп, которые тоже имеют свою память (и свою коллективную модель прошлого – Е.Г.) и трансформация которых гораздо более прямо воздействует на жизнь и сознание их членов» (стр.41).
Размытой является и временная компонента модели прошлого. Даже наши представления о течении времени неоднозначны. С одной стороны, мы плывем в потоке времени и считаем, что описываемое историей время лежит в прошлом. С другой стороны, история всегда начинается для нас сегодня. Мы всегда смотрим на прошедшее глазами современности, наших сегодняшних знаний, нашего сегодняшнего мышления. Сегодня мы видим прошедшее не так, как его видели предыдущие поколения. В каком-то смысле историческое время течет вспять. Лотман характеризует особенности исторического времени (вернее, представления историков об оном) такими словами: