Предыстория под знаком вопроса (ЛП)

Следующий вопрос важен не только для Восточной Европы: где лежит временная граница между предысторией и историей, когда кончается предыстория и когда начинается история? Я намерен продолжить его обсуждение, начатое в конце главы 4. Напомню, что ответ на эти вопросы дается обычно не в хронологических рамках, хотя для отдельных стран (вспомним пример Эстонии) бывает и такое упрощение подхода. Обычно же ответ смотрится как содержательное определение: история — это письменно зафиксированное изложение последовательности событий и вообще исторических сущностей прошлого и, следовательно, начинается (с временной точки зрения) тогда, когда возникают первые записи, документирующие недавнее — с точки зрения хрониста — прошлое. И тогда же кончается или — по крайней мере — начинает кончаться предыстория. Однако, за этим определением скрывается заметное количество подводных камней:

1. После возникновения письменности с ее помощью фиксировалась только крохотная часть происшествий. Прочие события и их взаимосвязи должны уже «регистрироваться» археологически и реконструироваться соответственно представлениям ученых, как историков, так и тех, кто пытается описывать предысторию. Само собой разумеется, что при этом совершается много ошибок и исследователи часто являются рабами собственных субъективных и/или ошибочных представлений.

2. Ранние «исторические» предания часто оказываются более поздними подделками (об этом подробнее шла речь в части 1), что, однако, большинством представителей традиционного учения о прошлом упорно не признается и даже, с почти криминальной энергией, осознанно или из квази-религиозного убеждения в непогрешимости собственной «науки», «не замечается», умалчивается или гневно отвергается.

3. Перечень исторических событий страдает от неспособности историков отличать выдуманные, фантастические квази-события от дейстительно случившихся ранних исторических событий. (Историки уже столетия живут в мире фантазий, в воображаемом театре, где они изобретают «исторические» образы на основании старых исторических новелл и оживляют их, приписывая этим образам разные воображаемые роли).

4. Действительно правильное хронологическое упорядочивание ранних исторических событий практически невозможно, так как историки придумали растянутую во времени временную шкалу, на которой имеется достаточно места не только для исторических событий, но и для литературных персонажей и приписываемых им измышленным войнам, битвам, мирным договорам, вердиктам и так далее.

5. Ошибочные исторические и в частности хронологические представления историков бросают непропорционально длинные тени на предысторию и ведут к ошибочным представлениям о датировках доисторических культур, фальсифицируют их временную классификацию. В результате, они порождают совершенно фантастические представления о временном и содержательном разграничении предыстории.

Например, «греческая античность» была идентифицирована Н.А.Морозовым как время культурного расцвета после захвата Греции крестоносцами (т. е. XIII–XV века в ТИ или еще более позднее время с точки зрения некоторых критиков хронологии), содержательное описание которого было, однако, в результате более поздней, наполненной фантазией литературной деятельности авторов эпохи Возрождения существенно приукрашено по сравнению с реальным поздне-средневековым периодом (см. [Морозов], [Фоменко 6, 9]). Сегодня археологи приписывают все находки этой сравнительно — с их точки зрения — поздней эпохи далеко отстоящей от нас по времени «греческой античности» и объявляют эпоху действительного культурного процветания на греческой территории в XIII–XV столетиях с точки зрения археологии почти мертвой археологической зоной. Это происходит потому, что археологи исходят из ошибочных представлений о хронологии, чем только и объясняется то, что в греческой земле почти «не находят» предметов, относящихся к позднему средневековью: все относящиеся на самом деле к позднему средневековью артефакты идентифицируются археологами как «античные» и приписываются выдуманной эпохе, отстоящей от нас на 2000 с лишним лет. А что им делать, если в головах у всех крепко засела сказка о древней античности и никто не даст тебе денег на раскопки поселений «какого-то» XV века?!

Предпринятая исторической аналитикой попытка придать историческому прошлому надежные и проверяемые хронологические рамки приводит как к побочному продукту к утверждению о позднем конце предыстории Восточной Европы. Уже Морозов выражал сомнение в правильности ранней русской истории (см. [Морозов, Морозов3]). При этом он придавал важную роль в ней крестоносцам — роль, которая была полностью стерта позднее определявшейся на государственном уровне историографией. Впрочем и он был еще частично под влиянием господствующей хронологии и помещал «крестоносцев», о которых мы сегодня можем говорить только применительно к XV–XVI векам (раньше еще и христианства-то не было), в неправильных временной интервал.