Три свечи на низком круглом столике. Прогибающиеся под ногами половицы. Он чувствовал себя тяжелым, непривычно мощным и оттого неповоротливым – а медлить нельзя, некто, поселившийся в сознании, торопит и подначивает, скорее, скорее, вот уже от нетерпения дрожат руки, как будто шел по безводью и встретил ручей…
Три огня срослись в один. Вот. Вот оно; Амулет на мокрой ладони. Фигурный вырез, залитый огнем. Светлые ворота…
Нужно только сделать шаг. Первый шаг.
Огонь окутал его с ног до головы. Ажурные языки сплетались, как стебли вьюнка, ложились на плечи царственной мантией, спадали, подобно складкам невиданного одеяния… А потом огненные ворота остались позади, снова на ладони, но уже позади, и Амулет бессильно закачался на своей цепочке.
Луар стоял перед бездной. Справа и слева темнели застывшие водопады тканей, а над головою не было ни неба, ни потолка. У ног – четыре круглые медные монетки, приколоченные в ряд к старым, рассохшимся доскам, темным, бесшумно принимающим каждый шаг.
скорее. скорее. я так спешу Царапающий червячок в душе: скорее! Скорее утоли свою жажду. Сейчас…
Он обернулся.
Дверь. В конце длинного коридора между падающих теней. Там…
скорее. но не оборачивайся. сделав шаг, не оборачивайся, только вперед. ступай И он ступил. Под тяжестью его доска напряглась, как натянутый лук.
не оборачивайся Вот так. И жил мальчик, и был он счастлив… А у порога его дома… Милый, симпатичный щенок посреди стужи нашел в сугробе окоченевший кошачий труп… Он думал, это игрушка. И он играл…
Море любви. И вот тебя вышвырнуло на камень, потому что ты не дельфин, а крыса… Сдохни.
Или вот, груда мусора, и на краю какого-то ящика – высохшая роза. Черной головой вниз, сухими шипами в растопырку, со стеблем толстым, как трость… При чем?
Солнце, красное, как колесо. Мать возвращается домой, и солнце лежит у нее на голове, будто красный поднос. Тонкие руки, тонкие пальцы, белые и холодные, запах зимы и свежести, и – «погоди, простудишься, я с мороза»…
А там щенок играет кошачьим трупом. И долго, долго будет играть… Но я не увижу. Окно в изморози…
Свечку задули… Да, я помню. Имя – как звук капели. Полустертый грим на щеках… Я буду носиться над землей, я буду Тем, Кто Пришел Извне – но тебя я буду помнить, и каждая погасшая свечка вернет мне твой запах. Я буду специально гасить их, буду задувать костры и пожарища – но и ты все сказала, разве не так?.. Я не в силах изменить то, в чем ты упрекнула меня. Я вообще ничего не в силах изменить…
дверь Ого, еще как в силах. Одна большая измена… или перемена. Одно и то же. Изменивший… Изменяющий… Небо, сохрани мой разум. Ты, Сила, помоги мне…
дверь!
А ты, сестренка – ты не поймешь меня. Ты слишком мала… Оставайся такой. Как бы я хотел быть таким, как ты… Твоим братом, но близнецом. И вечные пять лет…
Последний шаг. Так близко… Исполинский ржавый засов льнет к рукам. А там, за Дверью…
это я. это я жду тебя. это ты ждешь себя обновленного, себя настоящего. ну.
Скопище короедов в теле этой двери.
Хочу послушать, как скрипят твои петли.
…И Алана тоже чувствовала – а потому была непривычно тиха и покладиста; все мы сидели, плотно прижавшись друг к другу.
Скиталец стоял к нам спиной – а его обнаженная шпага лежала на полу, будто стрелка башенных часов.
Последние минуты.
Прерывисто вздохнула Тория.
О чем он подумает в тот момент? Прежде чем стать чудовищем? О чем вспомнит, и вспомнит ли вообще? И о чем подумаю я, когда мир накренится, как шахматная доска за миг до падения?
Я смотрела на его лицо будто с высоты птичьего полета. Пологие холмы, два серых озера и запах дыма… И я оставила все, что любила, да так и не дождалась прощения…
Шпага Скитальца вздрогнула на полу – или мне показалось? Дернулась в моей руке ладонь Аланы; Скиталец наступил ногой на клинок.
Что-то глухо проговорила Тория; мне почудилось имя Луаяна.
Темное напряжение. Неведомым мне образом высокий старик искал в паутине времен и пространств одного-единственного человека; этот труд был тяжел. Все мы ощущали каторжные усилия Скитальца; вслед за ним и я напряглась, потянулась, желая помочь, принять на себя часть… ноши… руза… впрячься в эту лямку, ощутить плечи Эгерта и Тории, увидеть впереди прыгающий хвостик бегущей Аланы…
Секунды тянулись, как резиновый жгут.
– Зовите, – проронил Скиталец сквозь зубы. – Зовите его… Ибо он уже в пути. Он в преддверии. Зовите же!!
Молчаливое мгновение тянулось долго, будто всех нас поместили на картину, и мы сидим безмолвные, как на парадном портрете, и только губы Эгерта…
– Луар! – громко крикнула Алана, и ее крик отозвался во мне эхом, как в пустом огромном зале. – Луа-ар!
И снизошла темнота.
Моего мужа не вернуть. Никогда… Ибо Тот, Кто Извне, не оставит в нем ни капли человеческого… Или – ужасная смерть. Гибель Луара против гибели мира…
…Мне плевать на мир. Но ты – ты должен остаться прежним. Я… аким, какой ты есть. Чтобы ты жил, но… не становись Им! Я не могу выбирать… Я хочу от тебя… пусть он будет внуком Фагирры – мне плевать, но не… Луар, услышь. Услышь…