Преемственность

Уильям почесал уже привычным для него жестом свой нос вороньим пером и посмотрел в окно через неплотно задвинутые шторы на мрачный осенний Солраг. Отобранные для него Йевой письма почти все были обработаны, и рыбак подумывал, чем займется дальше. Перед мужчиной лежал большой и прошитый уже пожелтевшими нитями журнал, куда он вносил данные по проездным сборам из дальнего поселения в Солраге, Корвунта, за сезоны Граго, Аарда и Самама.

Чуткий слух уловил любимые шажки: легкие, осторожные и неторопливые. Тяжелые дубовые двери отворились, и в проеме показалась бронзовая копна волос; по губам Йевы пробежала довольная улыбка, и Уильяму даже показалось, что в кабинете стало гораздо светлее от сияющего вида дочери графа. Шелестя юбкой, Йева прошла в полумраке бордового кабинета, освещенного лишь тусклой полосой света, к работающему Уильяму.

— Уилл, хватит сидеть здесь, давай прогуляемся по Брасо-Дэнто, пока погода не так плоха. — Изящные и белые руки Йевы обвили шею Уильяма, и она поцеловала его в заросшую щетиной щеку.

— Мне еще немного осталось. Погоди, нельзя бросать работу на полпути.

— Ты говоришь, как отец, — шутливо проворчала Йева. — Бросать женщину посреди ночи, чтобы разобрать письма, которыми можно было бы заняться утром — тебе не стыдно?

— Нет, — весело оскалился Уильям.

— А называть меня Вериателью спросонья? — В глазах Йевы мелькнула обида, но затем девушка взяла себя в руки и снова улыбнулась, правда уже чуть более натянуто.

— Извини, она снова приснилась мне…

— Да, я так и поняла, не переживай. — Йева, вспомнив про обряд памяти и то, что все ее разговоры с Уиллом увидят Старейшины и отец, отвела глаза, решив не продолжать про Кельпи.

Посреди ночи Йева проснулась от невнятного бормотания мужчины, тот лежал под одеялом рядом и что-то шептал, подергиваясь во сне. Йева сначала вслушивалась, но ничего на разобрав, стала будить Уильяма. Приоткрыв глаза, он посмотрел на Йеву с такой нежностью и любовью, что сердце девушки сразу же затрепетало. Никто и никогда на нее так не смотрел.

Но, когда она услышала имя демоницы, улыбка ее погасла, и девушка замерла. А затем взгляд мужчины прояснился, выражение лица поменялось, и он посмотрел на Йеву уже привычно, тепло и ласково, со страстью, но не с той любовью, как он взглянул на нее, еще пребывая в своих, навеянных Кельпи, снах.

— Жаль, что у Брасо и негде уединиться… Я уже соскучился по Вериателюшке. — Глаза Уильяма подернулись дымкой, и он тяжело вздохнул, вырвав Йеву из мрачных дум. — Дай мне дописать письма, я же обещал твоему отцу, а там прогуляемся.

Йева молча сползла с его колен, деловито поправила подол и, слегка поджав губы, чинно удалилась из кабинета. Еще не искушенный в общении с женщинами и не понимающий их обидчивой и ревнивой натуры, Уильям так и не понял, что задел чувства Йевы. Он, как ни в чем не бывало, вновь окунулся с головой в последний отчет, старательно перенося данные в журнал.

Мыслями вампир был в зале, в тот день, когда оборотни стояли напротив Филиппа, нагло и пренебрежительно отвечая на вопросы графа Вороньих земель. Белый Ворон должен был уже вернуться, ведь прошло четыре дня.

Словно услышав мысли Уильяма, за окном пропел рог, перекрикивая вновь начавшийся ливень.

Уильям выскочил из кресла и подошел к окну. Во внутренний двор на высоких жеребцах въехали два всадника, укрывшись под капюшонами теплых плащей. Арочные металлические двери отворились, и Филипп со своим сыном зашли внутрь. Как раз закончив работу, Уильям быстренько задвинул кресло, прибрался на рабочем столе из темного южного дерева и понесся по ступеням вниз, в холл. Йева была уже там и обнимала отца, а тот, промокший насквозь из-за сильного дождя, ласково отодвинул от себя дочь, чтобы не намочить ее, и аккуратно поцеловал в лоб.

— Ну как, отец? У вас все хорошо? — с придыханием спросила девушка, обнимая уже брата.

— Да, поселение Бруно пало, — ответил Филипп, впрочем, в его голосе радости слышно не было.

— Мы их всех перебили, сестра. Всех до единого! — радостно возвестил Леонардо, целуя Йеву в щеки, лоб и нос. — Как щенят! Жаль, что моему Рирсуинсорсиану не удалось напиться крови этих тварей — я убил десятки копьем.

Йева отошла от брата, улыбающаяся и счастливая от того, что все ее родные вернулись живыми и здоровыми.

— Уильям, как твои дела? Справляешься? — спросил Филипп, стягивая с себя мокрый и тяжелый плащ, и передал его слуге, появившемуся невесть откуда. Тот поклонился графу и заторопился прочь, а Уильям проводил его голодным взглядом.

В нос Уильяму ударил запах человеческой крови, он поморщился от того, что в горле вновь запершило. За всё время отсутствие графа он так и не решился спуститься в тюрьмы. Все дни проводил либо в кабинете за работой, либо в объятиях Йевы и старался не думать о непроходящем чувстве голода. Он сознательно не спускался на этажи, где жили слуги. Йева приносила по утрам кувшины из тюремных подвалов, но та кровь не шла ни в какое сравнение с той, что Уильям отведал в ночь своего безумного пиршества.