Преферанс на вылет

Вот зачем кому-то в наше время может понадобиться кисть, которой когда-то творил сам ДиРамболье? Даже если она попадет в чужие руки, такие же шедевры новому владельцу создать не удастся! Талант не передается через предметы, как бы кому-то этого не хотелось! Или в чем смысл владения артефактом для поддержания сердечной мышцы, принадлежавшим великой актрисе Лилии Буарди? Мало того, что он давно разряжен, так и изготавливался он по индивидуальному заказу, исключающему возможность воспользоваться им кому-то из посторонних.

И так, в какой экспонат ни ткни: либо не работающий, либо не востребованный. А денег это увлечение, между тем, пожирало неприлично много. Страсть собирателя поглощала все доходы семьи. Столько, что порой не хватало на самые необходимые вещи. Говорят, когда-то имение диБашомóн славилось на всю округу своими приемами: приглашались гости, демонстрировались самые новые веяния моды, подавались самые изысканные яства и редкие вина, велись умные дискуссии, танцевали пары… Ничего этого Доминику увидеть не удалось. Дом на его памяти всегда был скучным, запыленным и неухоженным. И жили в нем такие же скучные, пыльные и никогда не улыбающиеся обитатели.

А его мать вообще напоминала призрака. Агделина диБашомóн всегда носила серые, как будто застиранные платья, редко заговаривала с окружающими, ходила по дому, не поднимая головы и старалась как можно реже покидать свои покои. Потому что любая ее встреча с мужем заканчивалась одинаково: потоком обвинений и рукоприкладством. И после одной такой встречи она заняла положенное покойным место в родовом склепе диБашомóн. А все ее портреты были немедленно унесены подальше от глаз, на захламленный чердак.

И тогда Оноре диБашомóн перенес свое внимание на пятилетнего Доминика. Если до этого маленький Дом думал, что отец его просто за что-то не любит, то теперь пришло осознание, что тот его ненавидит. И что бы тот ни сказал, или ни сделал, итог был один — очередное наказание. Лишение еды, прогулок, воспитание розгами, пребывание в карцере, его отец был весьма изобретателен. И слуги не торопились выполнять просьбы мальчика. И вместо новых вещей приходилось донашивать обноски за старшими. И учиться его отправили в окружную гимназию с детьми слуг, а не в более подходящее по статусу заведение.

И Дом никак не мог понять, когда и чем он успел так перед отцом провинился, он же ничего дурного не сделал? Это при том, что старшего брата никогда не наказывают ни за шалости, ни за трату денег, ни за приставания к служанкам. Почему такая разница в отношении к сыновьям? Почему отец любит только Себастьяна и всегда вымещает злость на Доминике?

Потому что ты бастард, однажды обмолвился двенадцатилетнему Доминику Басс. Незаконный ублюдок. Потому что наша милая мамочка тебя с кем-то на стороне нагуляла. Не иначе как с грязным пейзанином. Потому что ты не достоин носить фамилию диБашомóн. И лучше бы тебя вообще не было!

С этого дня Доминик перестал задаваться вопросом откуда в отце… а в отце ли? Взялась такая лютая ненависть к одному из детей. Это Басс был похож на отца, коренастый, крепкий, темноволосый, а Дом пошел в материнскую породу. Иногда, рискуя лишний раз попасться Оноре диБашомóну на глаза, он пробирался на чердак, чтобы посмотреть на изображение Агделины диБашомóн, урожденной диЗальвио. И с возрастом все чаще чувствовал, что смотрится как в зеркало. Те же светлые волосы, те же светлые глаза, то же изящное телосложение… Понятно, почему отец так звереет, когда его видит: он живое напоминание о жене-изменщице!

Но если ему так неприятно его видеть, зачем продолжать держать живой раздражитель при себе? Отправил бы его в какой-то пансион или училище, спихнул бы родственникам покойной жены, и ему было бы спокойней, и Доминику легче. А этого не происходило. И Дом однажды понял, что даже смерть неверной жены не смягчила ненависти диБашомóна к ней, продолжая разъедать его душу как проказа. Нет ее, значит, за ее грехи будет расплачиваться ее отродье. Пока Оноре не сочтет счет закрытым. А этого не будет, пока он жив. Или пока жив Доминик.

Но однажды отец призвал братьев в кабинет и ошарашил их заявлением, что пора им приобщиться к величию рода и не пренебрегать демонстрацией положенной атрибутики. Себастьяну достался родовой перстень, по размеру чуть меньше того, который носил диБашомóн-старший. А Доминику — гербовый знак, свидетельствующий о принадлежности к роду. И отец строго-настрого запретил им расставаться с врученными регалиями. Да сыновья и не пытались отказываться от такой чести.

Доминик даже начал надеяться, что отец с годами образумился и сумел как-то обуздать свою беспричинную ненависть. Тем более, что и наказания за последний год ему начали выпадать пореже… но сказанное ему отцом на пятнадцатилетие мгновенно его отрезвило. И последовавшая в тот же день поездка семейства в Гербовую палату Шателя только убедила его в мысли, что диБашомóн ни Агделину, ни его самого не простит никогда.