Какая-то супружеская пара садится на террасу и хочет провести время до обеда за бокалом вина. Через минуту они уже не находят себе места, будто они сидят на сцене и не могут вспомнить нужных слов. Они интересуются, есть ли телевизор в библиотеке, чтобы убить время. Нина качает головой, они поднимаются в номер, задергивают жалюзи и смотрят телевизор, потом опять спускаются, опьяненные убитым временем, радуясь тому, что оно прошло. И такое поведение не исключение, а правило. Кто-то живет в темноте, потому что стесняется попросить вкрутить лампочку. Кто-то сворачивает использованные полотенца и перед отъездом кидает их в баки с мусором за кухней. Жизнь их течет в беспомощности и растерянности. В прихожей за огнетушителем она находит тщательно пережеванный обед из трех блюд, красиво завернутый в наволочку. В цветочном горшке на лестничной площадке лежат два использованных презерватива, чуть присыпанные землей. Такое ощущение, что мы не понимаем законов, которые руководят нашими поступками. В ящике на кухне растет стопка со счетами, рассортированными по просроченным датам оплаты. Про заказное письмо от губернатора она и забыла.
Такое случается каждый день
Стоит чудесный вечер. Легкий, свежий ветерок. Трава и листья на деревьях наполнены соками и теплом, но все равно остаются прохладными, как кожица на собранном ночью черном винограде. Большие поросшие мхом камни тихо поют, море, поднимающее все к свету и все на свете выносящее, отдыхает. Толкает вялые волны с серебристым кантиком к пляжу и красиво укладывает камушки. Обратная волна, бегущая с горизонта от белых яхт, которые напоминают обо всем далеком, что есть по пути, едва заметна. Стоит такой бесподобно чудесный вечер, и вот они выезжают. Бордовое «вольво» на прямой как стрела дороге из города между полей, за рулем Бато. Играет музыка, стекла опущены на последнем солнце в плоском оранжевом свете. Они продали весь сегодняшний улов и радуются, и тут Уле зачем-то выбегает на поворот. С неправильной скоростью, в неправильном направлении, в неправильную секунду вылетает он на дорогу, возможно, что-то подобрать, и оказывается перед «вольво», которое не успевает остановиться, сбивает его и переезжает, еще никто не понял, что случилось, а Уле уже лежит на дороге без сознания. Машина шарахается в сторону и заканчивает путь в кустах рябины в канаве, Влади и Энвер выбегают, а Бато остается в машине и по-прежнему ничего не понимает. Но Энвер вызывает «Скорую помощь», а Влади склоняется над Уле и делает ему искусственное дыхание. «Скорая помощь» приезжает, приходят жильцы соседних домов, Энвер бежит и кричит вниз по аллее среди цветущих каштанов, они слышат его заранее, но не понимают, кто кричит и зачем, пока он не останавливается перед ними на лужайке, размахивая руками, и они понимают, что все серьезно.
— Уле, — кричит он, — Уле! Уле! — поворачивается и бежит обратно, зовет их с собой, и они понимают, что надо бежать за ним, куда он зовет и показывает, весь путь до главной дороги, куда уже приехала «скорая» и забрала Уле, на обочине осталось только немного крови. Все смотрят на Бато, у него шок, его надо положить в больницу, Влади сидит в канаве на камне. Нина слышит имя Уле, приходит Сванхильд, она бежит не так быстро, как другие, тоже слышит имя Уле и спрашивает, что случилось, прибегают Ада и Агнес, что им сказать? Он умер? Он умер? Кто-то сказал, что он умер? Серьезная полицейская служащая кивает. Она не хочет ничего говорить, она качает головой. Так обычно бывает. Каждый день, один раз в день в Норвегии, а сколько раз за день во всем мире? Сванхильд оседает в канаву, выключаясь из реальности.
Агнес ничего не понимает. Строгая женщина из полиции качает головой, мужчины отмечают полосатой лентой место, где кровь просочилась в асфальт, туда никого не пускают. Она молчит, все молчат, с еще одной полицейской машиной приезжает мужчина и садится рядом со Сванхильд, когда узнает, что она мать мальчика.
— Он там совсем один, ему страшно, и он совсем один.