Преисподняя

— Заглохни, Буров… Не до тебя, отвали, — устало попросил Ключников.

— Ну да, конечно… У тебя теперь евреи друзья! Купили они тебя! На бабе поймали! Что — нет, скажешь?! Присушила она тебя! Между ног держит!

Ключников не выдержал, выставил его в коридор. Буров вопил и упирался, Ключников выволок его за порог и повернул ключ в замке. Буров с криком бился в дверь, и когда Ключников вышел, по всему коридору из комнат пялились соседи; Ключников шел, словно сквозь строй.

Было от чего помрачнеть, и пока Ключников ехал в отряд, он чувствовал позади внимательные взгляды соседей, спину жгли раскаленные глаза Бурова, его пронзительный крик все еще резал слух.

…по ночам отряд тщательно прочесывал подземную Москву. Все чаще они натыкались на бункеры и тоннели, весь центр был изрыт на разной глубине Лубянка, Мясницкая, Старая и Новая площадь, Китай-город, широкие ухоженные тоннели вели в Кремль и в соседние ветки метро, мощные бункеры и коммуникации залегали на большой глубине рядом с Арбатской площадью и Пречистенским бульваром, на Таганке и на станции метро «Павелецкая», где за раздвижной стеной длинного перехода с кольца на радиус располагался резервный штабной бункер.

Новые сооружения нередко соседствовали с древними подземельями, иногда они пересекались или соединялись в общую систему. Особенно тесно старые и новые постройки смыкались под Кремлем. Из Боровицкой башни древний, увешанный сталактитами ход, направлялся к руслу Неглинки, новый секретный ход был прорыт вдоль всего Тайнинского сада, где на месте подворья Угрешского монастыря и соседнего с ним двора Беклемишевых между Петровской и Москворецкой башнями за церковью Константина и Елены, от которой остались лишь подклет и фундамент, охрана Кремля поставила в угловой садовой низине приземистое здание, невидимое снаружи через кремлевскую стену и похожее на старинные палаты: кирпич, крутая кровля, кованые решетки…

Отсюда старый ход вел под ров Калиты и дальше, под кремлевскую стену между Петровской и Безымянной башнями в сторону Москва-реки, а древний, обнаруженный еще в XVIII веке князем Щербатовым ход направлялся от Никольской башни к Лубянке. Современный, хорошо оборудованный тоннель шел под Красной площадью к Шевалдышевскому подворью, где соединялся с благоустроенными бункерами коммунистической партии, уходящими вниз на большую глубину. Поодаль бункеры имели замаскированные выходы в метро и на поверхность и сообщались с подземными этажами Лубянки.

Весь Сретенский холм, один из семи московских холмов, был изрезан внутри, как муравейник, скрывая опрокинутый вниз загадочный город, подземное отражение Москвы, сказочный Китеж-град — с той лишь разницей, что существовал не в воде, а под землей.

…довольно часто Хартман приглашал Бирса на свою яхту. Стэн был хорошим яхтсменом, и Бирс, который никогда прежде не ходил под парусом, как прилежный юнга учился у шкипера ставить грот, стаксель и спинакер, управляться с такелажем и помалкивал, стирая шкотом в кровь ладони, лишь дул на них, когда они особенно горели.

Оба они любили серфинг и нередко галсами носились под парусами на досках, а иногда выходили на катере Хартмана в открытое море и, надев акваланги и гидрокостюмы, ныряли с гарпунами, чтобы поохотиться под водой.

Хартман пригласил Бирса полетать на собственном спортивном самолете, который он сам пилотировал. Раз в году Хартман отправлялся на охоту в Африку, во время сафари ему доставляло особое удовольствие встретить крупного зверя один на один, чтобы в полной мере пережить опасность и почувствовать риск.

О, это была мужская жизнь! Бирсу не под силу было делать все наравне с Хартманом, однако тому не пришлось доказывать свое превосходство: узнав, что Антон новичок, Стэн успокоился и взялся его обучать; делал он это охотно и терпеливо.

На уик-энд они втроем с Джуди отправлялись в горы и два дня катались на лыжах и загорали, попивая по вечерам у камина вино в принадлежащей Хартману альпийской хижине, сложенной из бревен и дикого камня.

Это были два счастливых безмятежных дня. Ярко сияло солнце, цветные костюмы лыжников красиво выделялись на заснеженных склонах, белизна слепила глаза, и лишь свист лыж, взрезающих наст, нарушал плотную космическую тишину, которая лежала на склонах окрестных гор.

На лыжах Антон чувствовал себя увереннее, чем в море, и все же он не мог тягаться с Хартманом, который катался, как профессиональный горнолыжник, что и не мудрено было: когда все к твоим услугам, грех не уметь.

Как спортсмен, Хартман был сильнее Бирса. Стэн выиграл все партии в теннис и плавал он лучше, но в одном, Антон знал, он сильнее: в умении убить и выжить; об этом Хартман не подозревал, а Бирс помалкивал.

Да, он умел убивать из всех видов оружия и даже голыми руками и умел выживать в любых условиях — научила родная страна, но чем тут хвастать, чем гордиться перед мирными дружелюбными людьми? И потому он помалкивал скромно о своих возможностях, словно в них заключалось что-то постыдное для него.

В один из вечеров Бирс и Джуди, поужинав, сели в машину.