Прекрасная глупая попытка

Аспирантов, которые целый год где-то пропадали, университет обычно с распростертыми объятиями не встречал. Тем не менее доктор Лундгрен – моя научная руководительница – даже не вынесла мои вещи из лаборатории. Мы иногда созванивались, и она утвержала, что не спешит отдавать мое место, потому что мое исследование – весьма перспективное. Лично я сомневалась. Моя работа лишь слегка дополняла существующие знания. Конечно, львиная доля научных исследований именно такова. И все-таки я не придумала ничего кардинально нового – просто дорабатывала старое. Чем дольше я об этом размышляла, тем сильнее убеждалась, что меня стали больше ценить только из-за шумихи вокруг Карла. Немного нечестно, не находите?

Я не виню Эйприл за то, что она не рассказала вам о моей диссертации. Итак, если вкратце… Хотя вкратце, конечно, не выйдет.

Наверное, вы в курсе, что компьютерные микросхемы изготавливают из материалов на основе кремния? А ведь есть и другие вещества, которые могут его заменить и в чем-то даже превзойти. Одни – дешевле, другие – эластичнее, и так далее. Так вот, я работала над чем-то вроде органического полупроводникового материала – податливого и гибкого. Такие чипы нужны в одном случае – чтобы помещать их внутрь живого организма.

Ученые Калифорнийского университета в Беркли уже давно разрабатывают крошечные датчики и стимуляторы нервов для вживления внутрь человека (правда, пока ставят опыты на крысах). Твердые чипы не могут быть настолько маленькими, да и ощущения будут лучше, если сделать датчик похожим на кусочек органической ткани.

Я могла бы объяснять бесконечно, но, думаю, суть вы уловили: мягкие компьютерные чипы вживляются в тело, чтобы, к примеру, крошечный внутренний фитнес-трекер сообщил вам, что уровень сахара в крови резко снизился или скоро случится инфаркт. В рамках исследования я пыталась как получить сигналы от нервной системы, так и отправить команды в ответ. Подобные разработки могли бы заинтересовать специалистов в любой области – от диагностики до протезирования, – а мне, хоть убейте, хотелось большего.

Вернувшись в Беркли, я обнаружила, что моя лаборатория чудом избежала полного разорения коллегами, которым требовалось оборудование для собственных опытов. Я быстро восстановила прежнее рабочее место. Вот только исследование, которое так вдохновляло меня прежде, теперь приводило в уныние. Зная, что во Вселенной существуют такие изящные и могучие технологии, как у Карла, я чувствовала себя обезьяной, неумело стучащей камнем о камень. Думаю, дело в тоске по Эйприл, но и без посткарловской депрессии не обошлось.

В тот день, когда мне прислали статью о Петравики, я дорабатывала моих маленьких медузок – сглаживала неровности при помощи выскокоточных лазерных лучей, прежде чем гель застынет. По сути, я готовила желе, только вместо кусочков груши и маршмеллоу распределяла в субстанции отдельные атомы. Лазером.

Вообще-то, звучит круче, чем на самом деле. Лазерного робота спроектировали другие люди, моя лаборатория просто его купила. А я всего лишь вводила в программу инструкции, чтобы управлять лучом. В общем, работа не загружала мозги, поэтому мыслями я то и дело возвращалась к статье о Петравики и его новой жизни на острове. Неужели он раскаялся? Как мило, что он извинился перед репортером, который накатал о нем хвалебную статью! А у родителей Эйприл он прощения попросил? У Энди, у Майи, у Робина? У меня? Что-то не видела от него писем с соболезнованиями! Зато полюбуйтесь, как сильно он якобы страдал! Нашел время давить на жалость!

Само собой, я перестала вбивать в программу числа и вернулась к статье. Журналист продолжал: