Прекрасная и неистовая Элизабет

Казалось, что этот вечер никогда не кончится. Клиенты, испытывая терпение Элизабет, словно нарочно долго читали свои газеты, болтали, играли в карты. Сесиль включила радио, чтобы послушать концерт джазовой музыки. Амелия и Пьер сменили дочь в кабинете администратора: они выискивали ее ошибку в расчетах, в сумме семнадцати франков. Затем Сесиль выключила радио, и Патрис Монастье сыграл прелестную мелодию своего собственного сочинения. Впервые эта музыкальная пауза вызвала у Элизабет раздражение. Медленно текущее время выматывало ей нервы. Ей хотелось крикнуть всем этим людям, которым не спалось: «Уходите!». Наконец, часам к одиннадцати многие из присутствующих стали клевать носом. Вскоре Сесиль, Глория и мадемуазель Пьелевен удалились, за ними последовали мадам Греви, мадам Монастье, ее сын и супруги Вуазен, а следом за ними и другие клиенты стали подниматься к себе. Четверо игроков в бридж продержались еще минут тридцать пять. Мадам Сальвати, обедавшая в другом месте, вернулась только в четверть первого: какой-то господин подвез ее на машине. В руках она держала букет роз. Теперь все были на месте. Амелия заперла двери, погасила везде свет и, пожелав дочери спокойной ночи, пошла к мужу, который уже давно спал. Элизабет поднялась к себе, разделась и, накинув пеньюар на ночную сорочку, принялась терпеливо ждать. Свернувшись клубочком на своей подушечке, Фрикетта наблюдала уголком глаза за своей хозяйкой.

Элизабет на ощупь спустилась в темноте по лестнице. Перила скользили у нее под рукой, но ступеньки не издали ни единого звука под ее босыми ногами. На втором этаже она услышала громкий храп. Должно быть, его источником был господин Вуазен. Свет луны, струящийся сквозь окно в коридор, освещал лыжные ботинки, стоявшие парами перед каждой дверью. Из плохо завернутого крана в ванной комнате капала вода. В одном из номеров кто-то громко закашлял. Элизабет ускорила шаг. Сознание грозящей опасности еще больше усилило радость, которую она ожидала от этой встречи. То ли ночь, то ли тишина подстегивали ее желание быть во что бы то ни стало счастливой. Элизабет не узнавала себя в этой женщине, идущей на свидание к любовнику, которого она еще так недавно презирала, но который был ей так нужен. «Если родители проснутся и станут меня спрашивать, почему я оказалась тут в такой поздний час, я скажу им, что спустилась выпить стакан молока». Она прошла коридор первого этажа, потом буфетную и бросилась на кухню, где подвешенные в ряд медные кастрюли тускло светились в темноте, словно дальние планеты. Было пять минут третьего. Был ли Кристиан уже в саду? Решительно и в то же время дрожа от ужаса, она подошла к черному ходу, быстро повернула ключ в замке и открыла дверь.

Ночь искрилась снегом. От гаража отделился темный силуэт. Стоя в дверном проеме, Элизабет видела, как вырастает перед ней этот незнакомец, этот вор. Наконец он пересек порог.

— Сними ботинки, — прошептала она, закрывая за ним дверь. Он безмолвно подчинился. Она повела его по коридору. Бой настенных часов заставил ее вздрогнуть. Элизабет, приложив палец к губам, быстро прошла мимо комнаты родителей. «Ведь они там, за этой дверью, такие доверчивые, такие спокойные». Она почувствовала боль в сердце и сжала руку Кристиана, словно моля его о помощи. Они стали тихо подниматься по лестнице. Одна ступенька скрипнула, затем вторая, третья. Каждый раз Элизабет останавливалась, дотрагиваясь до руки Кристиана, сдерживая его.

На третьем этаже все было спокойно. Комната Элизабет находилась в конце коридора, рядом с кладовой для белья. Отсутствие поблизости соседей немного успокаивало. Еще несколько шагов. Под линолеумом затрещали половицы. Но это было уже не страшно. Они пришли. Элизабет осторожно открыла дверь. Мужчина в ее комнате! Среди ночи! Она до сих пор не могла понять, как не осмелилась привести его сюда. На ночном столике горела лампа, отбрасывая тени на стену. Фрикетта вскочила с подушечки и с удивлением посмотрела на незнакомца, нарушившего ее покой. Она зарычала в знак протеста.

— Тихо, Фрикетта. Лежать! — шепотом приказала Элизабет.

Фрикетта, поджав под себя лапки и прижав уши, продолжала выражать свое неудовольствие громким сопением.

Измотанная ужасным напряжением, Элизабет вздохнула:

— О, Кристиан, любовь моя!..

Она бросилась в его объятия с неимоверной радостью, с неистовым желанием принадлежать ему, быть в его власти, ища защиты в его ласках, охваченная изумлением, что они так счастливо избежали катастрофы. Слившись в поцелуе, смешивая прерывистое дыхание, оба упали на постель.

— Прижми меня крепче, еще крепче! — шептала она. — Еще крепче. Я люблю тебя!..

Затем, задыхаясь, она высвободилась из его объятий, распустила волосы и расстегнула пеньюар дрожащими руками.

Дом еще спал, когда они вышли из комнаты. Кристиан шел с ботинками в руке. Они спустились по темной лестнице, прошли мимо настенных часов в коридоре, которые показывали двадцать минут шестого, затем проскользнули на кухню. Там Кристиан обулся и застегнул куртку.