Прекрасная мельничиха

– Вся наша жизнь – это долгий путь к смерти. Жизнь не может быть счастливой. Но счастье есть. Значит, весь путь – это к счастью. Только смерть несёт покой. О котором ты говоришь. Музыку. Которую ты слушаешь. Краски. Которых в жизни не может быть. Только застывшая форма может породить счастье. Счастья в движении не бывает. Бывает удача. Радость. Победа. Но не счастье. Вот почему в искусстве ты иногда находишь подобие счастья. Искусство тоже мёртво. Ты всё поняла? А теперь беги.

– А ты?

– А я… – Мальчик вздыхает. – А я. Как твой нерождённый ребёнок. Не согрешил. Потому что не успел. А что может быть слаще греха? Так что спеши. Спеши грешить. Потому что искупить свой грех здесь ты всегда успеешь. Уж мне-то поверь. Жаль, что ты его не родила.

– Наверно, жаль. Красивый малыш.

– Ну, пока…

Мальчик скрылся за деревьями. И я даже не успела спросить, где мы с ним встречались. Наверно, жили где-нибудь в одном дворе. Или ходили в один детский сад. Или дружили наши родители. Но точно я не помнила. А он не захотел мне этого сказать. Значит, имел на это причину?

Я бегу через берёзовую рощу. Ударяюсь о стволы деревьев. Царапаю о кусты руки. Задеваю головой облака. Добегаю до рамы картины. И бросаю картину на землю. Становится темно. Ногой ощупываю дверь. Старуха радостно встречает меня у порога.

– Ну и слава богу. Я уже было подумала. Что не захочешь. Вернуться не захочешь. Молодец. Вернулась-таки. Что? Картина разбилась? Ерунда какая. Мы её – на свалку. Или под землю. Как угодно.

Старуха говорила без умолку. Уставшая, я уселась прямо на пол.

– Как ты думаешь, Куинджи знал, что писал?

– Ах, при чём тут Куинджи! – Старуха махнула рукой. И поспешила на кладбище. Никогда не видела, чтобы с такой радостью посещали кладбище.

Старуха вернулась через полминуты. И протянула гранат.

– Ешь!

Я осторожненько стала выколупывать каждое зёрнышко. Медленно бросать в рот. Обсасывать со всех сторон.

– Наконец-то ты всё поняла, – вздохнула старуха.

– А что, разве я что-то не понимала?

– Сбацаешь?

– Сбацаю, – неожиданно согласилась я. И сбацала “Прекрасную мельничиху”. Никогда в своей жизни я не играла так вдохновенно. С таким порывом. И даже благородством. Это была без преувеличений гениальная игра на рояле. Старуха танцевала легко. И свободно. И я подумала, что она в прошлом балерина. Но не спросила её об этом. Потому что меня это не интересовало.

– Она была прекрасной по-настоящему – эта мельничиха. У неё была тонкая талия. Длинные ноги. И чёрные глаза. Она умела красиво танцевать. И играть на рояле. Она умела любить. Она была бесстрашной. И страстной. Какой должна быть настоящая женщина. Она была настоящей женщиной. Но в один миг она захотела всё сразу. Когда берёшь всё сразу. В итоге ничего не имеешь. Она не побоялась этого. Она была настоящей женщиной. Как думаешь, об этом хотел сказать Бетховен?

– Не знаю, – пожала плечами я. – Скорее всего – нет.

– Жаль.

– Как насчёт долга? – спросила я о том, о чём стала постоянно думать.

– Не думай. Всё придёт само собой. Главное, не думай. Не порть себя. Жаль с тобой прощаться. Я привыкла к тебе. Ты… Ты… Ты – это… Впрочем, не буду. В тебе удивительно переплелись… Перепутались. Невероятная наивность. И невероятная испорченность. Но всё… всё скоро встанет на свои места… Всегда всё становится на свои места. Тебе этого захотелось быстрее… Как знать… Может быть, ты скоро об этом пожалеешь. Гораздо скорее, чем думаешь ты. И чем думаю я. – Старуха всхлипнула. – А там и впрямь хорошо. Правда? Покой. Счастье. Музыка. Краски…

Я совсем не слушала старуху. Я очень хотела спать. Ничего в жизни я так не хотела. Ни свободы. Ни любви. Ни счастья. Я просто хотела спать. Я последний раз взглянула на старуху. Мне хотелось её пожалеть. Успокоить. Прижаться щекой к её щеке. Но глаза мои слипались. Мысли путались. Прекрасная мельничиха. Танцующая старуха. Младенец, кусающий мою грудь. Возлюбленный, стреляющий в меня косточками от вишнёвого компота. Змея, измеряющая мою талию. Двадцатипятирублёвка, прилипшая к моему сердцу… И я уснула. Сбылось всё, чего я так сильно хотела.

Утром я проснулась от пронзительного звонка в дверь. Вставать страшно не хотелось. Я кликнула старуху. Мне никто не ответил. Я попыталась встать. Но какая-то невероятная тяжесть давила тело. В дверь продолжали звонить. На полу я заметила валяющийся клочок бумаги. С трудом согнув спину. Я его подняла.