— Однажды ты так уже думала, не правда ли? И тогда ты тоже ошибалась.
— Тогда все было по-другому. — Рафаэлла неясно посмотрела на собеседницу. Она вспомнила сцену, которая год назад произошла с ее отцом в Париже. Каким бы это все ни было значительным и важным, для нее это сейчас не играло никакой роли. Кэ проиграла свои столь важные для нее выборы. Рафаэлла потеряла Алекса, Джон Генри погиб… Рафаэлла посмотрела на Шарлотту. — Кэ написала письмо моему отцу, в котором рассказала о наших с Алексом отношениях. В письме она умоляла его остановить нас… что он и сделал.
Увидев, какое впечатление эта новость произвела на Шарлотту, она решила не рассказывать ей о письме и Джону Генри. Это было еще большей жестокостью. Она улыбнулась матери Алекса.
— Он угрожал рассказать об этом моему мужу. Он считал меня эгоисткой, потому что я разрушила жизнь Алекса, тем что не могла выйти за него замуж и родить ему детей. В тот момент я думала, что у меня нет выбора.
— А теперь?
— Отец хотел, чтобы я приехала сюда на год. Он считал, что это для меня крайняя мера, — она перешла на полушепот, — после убийства Джона Генри.
— Ты не убивала его. — Наступила минутная пауза. — Что произойдет через год? Твоя семья будет несчастной, если ты уедешь отсюда?
— Не знаю. Все равно, Шарлотта. Я не уеду. Это часть меня. Я хочу здесь остаться.
— Что общего у тебя с этим местом?
— Я не хочу это обсуждать.
— Черт возьми, прекрати себя терзать! — Она встала и взяла Рафаэллу за руки. — Ты молода и хороша собой, ты умна, у тебя доброе сердце, ты заслуживаешь полноценной счастливой жизни, мужа, детей… с Алексом, или еще с кем-нибудь, это твое дело. Но ты не можешь заживо погрести себя здесь, Рафаэлла.
Рафаэлла осторожно отняла руки.
— Нет, могу. Я не могу жить в другом месте после того, что я сделала. Кого бы я ни касалась, кого бы я ни любила, за кого бы я ни вышла замуж, я буду думать о Джоне Генри и об Алексе. Одного я убила, другому разрушила жизнь. Какое право я имею касаться еще чьей-нибудь жизни?
— Ты никого не убивала и никому ты жизнь не разрушала. Боже, почему я не могу объяснить тебе! — Она знала, что все уговоры бессмысленны. Рафаэлла заперлась в своей собственной темнице и никого не слышала. — Значит, ты не поедешь в Париж?
— Нет, — она нежно улыбнулась, — спасибо вам за приглашение. А Мэнди выглядит просто замечательно.
Это было сигналом к тому, что Рафаэлла больше не желает разговаривать о себе, обсуждать свои решения. Вместо этого она предложила посмотреть розовый сад в дальнем конце их имения. К ним присоединилась Аманда, и через некоторое время им уже пора было уезжать. С сожалением она проводила их, а затем вернулась в свой большой особняк, прошла вдоль мраморного коридора и медленно поднялась по ступеням.
Как только взятая напрокат машина Шарлотты выехала из главных ворот, Аманда разревелась.
— Но почему бы ей не поехать в Париж?
Глаза Шарлотты тоже были полны слез.
— Потому что она хотела этого, Мэнди. Она хочет погрести себя заживо здесь.
— Ты не могла с ней поговорить? Боже мой, она так плохо выглядит, она выглядит так, будто это она умерла, а не он.
— В определенном смысле, так оно и есть, — слезы катились по щекам Шарлотты.
Они выехали на автостраду, ведущую в Мадрид.
ГЛАВА XXXIII
В сентябре уже Алехандра стала уговаривать Рафаэллу уехать. Остальные члены семьи разъехались, кто в Барселону, кто в Мадрид, а Рафаэлла приняла решение провести зиму в Санта Эухении. Она говорила, что ей надо работать над новой книгой для детей, но это было слабой отговоркой. Она потеряла всякий интерес к писательскому труду, и вполне это осознавала. Но мать ее настаивала, чтобы Рафаэлла поехала с ними в Мадрид.
— Мама, я не хочу.
— Ерунда, тебе там будет лучше.
— На что мне это? Я все равно не могу ходить ни в театр, ни в оперу, ни в гости.
Ее мать задумчиво посмотрела на микроавтобус, на котором они должны были ехать в Мадрид.
— Рафаэлла, прошло уже девять месяцев. В конце концов, ты уже имеешь право выходить вместе со мной.
— Спасибо, — она уныло посмотрела на свою мать, — но я хочу остаться здесь.