Прекрасная ночь, чтобы умереть

Нужно было время, чтобы получить ордер, а потом полицейские взломали трухлявую дверь. Мини-экскаватор был там. Волокна шёлка висели на ковше. Специальный светильник показал следы крови. Жандармы прибыли в подкрепление, перекрыли периметр.

Полицейские вошли в дом Боннафу. Все было открыто, но его там не оказалось. На его рабочем столе нашли фото с красивой мулаткой на фоне пальм. Позади женской рукой было написано: Отель «Констанс», 12.07.2017.

Мэр подтвердил комиссару, Жан Боннафу женился на Шахин Беатрис Манге-Латшими на острове Маврикий, в июле прошлого года.

Комиссар позвонил коллегам-пограничникам в Марсель, дал им приметы и направление и стал ждать. «Он был там, с первой секунды он стал водить нас за нос, направляя к Катрефажу и к шарфу. Каким же олухом я оказался!»

***

Он сидел в наручниках, бросая комиссару Барде вызов суровым взглядом.

— Она собиралась им продавать! Она их ненавидела, и она собиралась дать им то, что они хотели! А я помогал ей… Она ранила мои чувства, такая несчастная… Я привозил воду, чтобы поливать её посадки, я обрабатывал ей землю, и всё бесплатно. А она предала меня.

— Но почему убийство? Они просто получили бы полный участок, вот и все.

— Вы ничего не поняли. Мне нужны были деньги, чтобы обосноваться на Маврикии. Моя жена уже подписала контракт на покупку отеля. Цена с сельского хозяйства не была достаточна. Мой участок не очень хорошо расположен, и я бы продал его так хорошо только торговцу земельными участками…

Потом комиссар Барде нанёс визит в отделение скорой помощи на авеню Анри Муре. Его подопечный Арно лежал с введенными специальными трубками в трахею. Увидев полицейского, он запаниковал.

— Успокойся, мы нашли убийцу. Он спрятал платок у тебя, чтобы тебя подставить. Делая обход вечером, ты нашёл Мари-Жанну, лежащую на земле. Ты пытался спасти её, ты опер её о камень, а затем, когда ты понял, что она умерла, ты обезумел, и ты её бросил?

Он смотрел на комиссара своими большими глазами, тёмными, как бездонные колодцы, и он энергично кивал.

И тут телефон комиссара вдруг подал звуковой сигнал. Это была эсэмэска от мадам Барде: «Ну, когда ты вернёшься домой, мой дорогой?»

Улыбка скорпиона

Они пересекли мост под дождём. Это был один из тех мелко моросящих октябрьских дождей, что обычно знаменует собой окончание бабьего лета. Тучи, казалось, стянувшиеся со всех четырёх концов света, нависли над Экс-ан-Провансом, извергая уже второй день унылую, как слёзы, жидкость на головы случайных прохожих. Но двое мужчин не обращали на это ни малейшего внимания. Если они находились тут, на местном блошином рынке на площади Вердюн, то вовсе не для того, чтобы копаться в утиле. Очевидно, они искали что-то определённое. Что-то или кого-то…

Более пожилой, а это был комиссар Барде, вдруг замедлил походку и указал своему компаньону:

— Вот наш человек, малыш, это — он, там, в центре площади.

— Слепой, просящий подаяния?

— Нет, это — отец Ансельм, местная фольклорная достопримечательность. Камбон рядом с ним. Это бродяга, что продаёт всякое старьё.

— И что мы будем делать? Не лучше ли было бы доставить его к нам в участок и там поговорить с ним?

Лямотт обладал нетерпеливым пылом всех молодых инспекторов. Спокойно пригладив свои шикарные военного типа усы и раскурив свою любимую трубку из бриара с мундштуком из акрила, комиссар Барде счёл нужным успокоить своего гораздо более молодого коллегу.

— Нет, там бы он закрылся, словно устрица в своей скорлупе. Позволь мне всё сделать самому, малыш. Тут всё получится гораздо проще.

Вынужденный притормозить, Лямотт почувствовал себя совсем никчемным, но он, пусть и не без раздражения, но всё же без лишних слов дал своему начальнику возможность действовать самостоятельно. Для отвода глаз он довольствовался тем, что стал рассматривать прилавок, соседний с прилавком Камбона, а потом начал прокладывать себе дорогу в толпе зевак — в большинстве своем туристов, привлечённых, несмотря на угрюмую погоду, репутацией знаменитой эксовской «толкучки».

Находясь на разумном расстоянии и делая вид, что разбирает утиль в большой коробке со старыми почтовыми открытками, он незаметно косился на того, с кем им предстояло встретиться. И в самом деле, старьёвщик вполне соответствовал понятию «бродяга»: из-под затёртой фуражки у него торчали длинные жирные седеющие волосы, окружавшие бегающие глаза и впалые щёки, покрытые трёхдневной щетиной, плохо скрывавшей грязь. Всё остальное — изъеденный молью шарф, испачканные брюки и пальто, явно знававшее лучшие времена, — в этом типе было соответствующим.

Если бы инспектор Лямотт подошел ближе, он убедился бы ещё и в том, что главное — это был запах старьёвщика: острый и тошнотворный запах, который не мог скрыть даже прямой контакт со свежим воздухом и дождём.

Через четверть часа комиссар Барде покинул пешеходную зону, на которой велась торговля подержанными вещами, и позволил себе тяжело упасть на пассажирское сиденье автомобиля. Морис Лямотт уже ждал его за рулём.

— И что, шеф?