Прекрасная посланница

Николь покорно кивала головой, но не слушала Шамбера.

«Ты, важный индюк, толкуешь мне о чести! Я вижу тебя насквозь. Ты передо мной такой же голый, как обглоданная кость. При чем здесь шпага? Я знаю, ты попытаешься выстрелить в Матвея как только завидишь его фигуру в ночи. Или метнешь нож, чтобы он угодил твоему противнику в самое сердце. Почему ты мне веришь, безмозглый дуралей? Мы с тобой далеки друг от друга как полюса. Я сделаю все, чтобы с четверга на пятницу Матвей и носа не высунул из дома своей тетки».

— Николь, вы меня совсем не слушаете.

— Слушаю, Огюст, слушаю. Я просто удивляюсь вашей страстности. Знаете, я, оказывается, совсем не знаю мужчин. Вот и Слоновый двор. Вас высадить здесь или у Адмиралтейства?

Она высадила Шамбера у почтовой мызы. А дальше жизнь ее закрутилась в бешеном ритме. Обычные дни, похожие друг на друга, как горошины. Катятся себе по наклонной плоскости, и ты зачастую не можешь вспомнить, что произошло в тот или иной вторник, или в среду, а может, вообще в воскресенье. А случаются дни, которые вбирают в себя всю страсть и боль, когда все успехи и просчеты спекаются в один плотный ком, и даже если ты благополучно переживешь этот день, спрессованный этот ком никуда не исчезнет, а закатится под сердце и заляжет там мертвым грузом, чтобы потом многие годы являться ночным кошмаром, или беспричинно испорченным настроением, или ощутимой физической болью, как ломота суставов перед дождем. События закружили Николь в водовороте, и когда все кончилось, и она опомнилась, наконец, очнулась, как от гипноза, то поняла, что жизнь ее кончилась.

13

Шамбер ждал, и тревога сжала ему горло. Оно внезапно пересохло, как от жажды. Дьявол, такого с ним раньше никогда не было. Было очень тихо, даже вода не плескалась у берега. Все бы ничего, если бы не проклятый туман. Он еще не мог понять, помощником ли ему будет это разлитое меж дерев и кустов молоко, или врагом.

«Будем надеяться, что помощником».

Только бы Дитмер пришел. Только бы этот ревнивый недоумок не заартачился, не стал бы играть в благородство.

Позавчера, в среду, у Шамбера был почтовый день. Уж что-что, а письма писать он умел. Удивительно, насколько люди серьезно относятся к написанному слову. Слово услышанное часто вызывает недоверие, а бумага, испачканная чернилами, для большинства двуногих непреложный закон.

Вначале Шамбер решил написать Дитмеру от имени его возлюбленной. Но при самом поверхностном размышлении отказался от этой затеи. Во-первых, секретарь наверняка знал ее почерк. Можно, конечно, было написать, что письмо писано под диктовку, что она поранила пальчик и перо выпадает из рук, но это все вздор. В любом случае резвушка Адель назначила бы свидание в удобном для нее месте, а именно, в собственном саду. А сад генерала Рейхеля никак не подходил для стрельбы.

В конце концов, Шамбер остановился на самом простом варианте. Он сам написал секретарю письмо, содержание его было очень корректным, но расплывчатым. Автор письма клялся, что может объяснить истинную причину размолвки Дитмера с Аделью и ее батюшкой, при этом осторожной фразой дал понять, что только забота о счастье мадемуазель Рейхель заставляет его мешаться в чужие дела, и что забота эта родственная. Далее шли намеки на «некоторые трудности» самой невесты, которая «полна раскаяния и навсегда останется верной своему избраннику», то есть Дигмеру. Шамбер хотел подписаться «Друг», но передумал. От такой подписи за версту несло шантажом, а в задачу Шамбера входило убедить Дитмера, что автор послания является другом не только генерала Рейхеля и резвой Адель, но и всего человечества. В конце письма оговаривалось место и время встречи.

Кажется, невинная вещь, мало ли где можно встретиться. Но к этому вопросу Шамбер подошел с особой тщательностью. Была у него мысль назначить свидание в пустой усадьбе Козловского. С деловой точки зрения именно там и нужно было встречаться. Но это только на первый взгляд выглядело убедительным. Дитмер мог заподозрить неладное или просто проявить ненужное любопытство. Он педант, чиновничья крыса. Прежде чем пойти по указанному адресу, он мог поинтересоваться, кто в этой усадьбе живет, а это значит, имя Козловского могло всплыть раньше времени.

Место встречи должно было быть нейтральным. Деревянный Симеоновский мост находился сравнительно недалеко от шведского представительства, и значит, Дитмер знает это место. «С моста спуститесь к реке и идите в сторону Аничковой слободы, пока набережная не кончится. Там я вас буду ждать». Отличное место, пологий поросший кустарником берег и деревьев достаточно.

Хорошее получилось письмо, убедительное. Шамбер не доверил его почте, решил, что вышлет его с посыльным в последний момент, а именно в четверг.

Далее он очинил перья и продолжил работу. На повестке дня было еще насколько писем. Шведского посланника Нолькена он тоже не обошел вниманием. Но это последнее в череде писем должен был отправить по почте Сидоров.